Опции темы Оценить тему
Старый 21.05.2017, 19:49
  #21   
Цитата:
Сообщение от Snegurochka Посмотреть сообщение
– Ты лошадка?


А рассказ можно как аргумент в тему об эпатажном искусстве))
Кстати, эта Елена Михалкова не писатель случайно? читала довольно неплохую прозу полудетективного жанра. На Роя чем-то похожа..или та Михайлова была? не помню)
Предметы и подарки Спасибо
Получен подарок 25.06.2017, 01:20 от Bell
Сообщение: За то, что ты есть) - Bell
Зарегистрируйтесь, чтобы не видеть рекламу
Реклама на форуме
Старый 21.05.2017, 19:50
  #22   
Цитата:
Сообщение от Velassaru Посмотреть сообщение
Елена Михалкова не писатель случайно?
да, издается)))
Предметы и подарки Значок Уточка - Snegurochka
Старый 21.05.2017, 19:54
  #23   
Цитата:
Сообщение от Snegurochka Посмотреть сообщение
да, издается)))
Погуглила. Да, это именно она.
Проза у нее без подобного юмора, но качественная.
Особенно с учетом всякой поп-макулатуры.
Предметы и подарки Спасибо
Получен подарок 25.06.2017, 01:20 от Bell
Сообщение: За то, что ты есть) - Bell
Старый 21.05.2017, 22:56
  #24   
Елена Михалкова.

У меня есть привычка: я убираю с дороги червяков. По разным причинам, в том числе из симпатии к этим безобидным существам, но в первую очередь руководствуясь эстетическими соображениями. Раздавленный червяк оскорбляет мой художественный вкус. Он лежит синюшный, обезображенный ботинком сорок третьего размера, и некогда упругое тело его безжизненно свисает с бордюра.
В то время как червяк живой, атласный, гибкий как балерина и отливающий павлиньей синевой – так вот, повторяю, упитанный цветущий червяк ласкает взор и внушает веру в будущее. Землю разрыхлят тысячи молчаливых кольчатых тружеников, зёрна прорастут, ростки заколосятся и даровано будет людям вдоволь пшеницы и овса, – вот о чём безмолвно вещает мне червяк, встретившийся на дороге.
Однажды случилось так, что я возвращалась летним вечером из гостей, злоупотребив хозяйской настойкой (в своё оправдание могу сказать, что это была настойка на молодых почках чёрной смородины – лучшее, что придумало человечество после плёнки с пузырьками). Незадолго до этого прошёл дождь, и на тротуар перед домом повыползали червяки.
Представьте: поздний вечер, лужи, фонари, сирень бушует в палисаднике и ломится через забор, а на асфальте десятки обречённых существ скручиваются колечками и знать не знают о том, что завтрашний день принесёт им погибель.
Этого нельзя было допустить.
Я вернулась к углу дома, где высадил меня таксист, и проделала путь до подъезда заново. Через каждые два шага я наклонялась, поднимала червяков и бросала в палисадник. Один страдалец за другим отправлялся к долгой жизни, к новым свершениям, символизируя собой победу добра над бездушной поступью судьбы.
Когда последний червяк перелетел над оградой, я поняла, что миссия моя завершена.
Гуманизм восторжествовал.
Следующее утро выдалось не самым лучезарным из тех, что мне довелось прожить. Положение мое усугублялось тем, что я должна была отвести ребёнка на утренник.
Я встала. Собрала дитя, стараясь не делать резких движений. Вышла на улицу и возле первой же чахлой сирени встала в оцепенении.
На кусте висел червяк.
Ребенок сказал что-то вроде "ой, дохлый червячок, как же он сюда попал". У меня была догадка, как он сюда попал, но я молча пошла дальше.
Через несколько шагов опасения мои подтвердились.
Вдоль всего палисадника рос низкий стриженый кустарник, что-то вроде живой изгороди по пояс высотой. Накануне под воздействием выпитого рука моя описывала широкий полукруг. Точно сеятель, разбрасывающий облигации государственного займа, я щедро расшвыривала червей. До земли долетела в лучшем случае треть, а остальные встретили свой конец на ветвях этого куста.
Путь до угла дома, который накануне я проделала, веселясь и танцуя, в то утро превратился в персональную выставку жертв моего гуманизма. Даже на человека с менее развитым воображением трупы червей на высоте метра от земли могли произвести странное впечатление. Что уж говорить обо мне, виновнице этого адского перфоманса. Складывалось ощущение, что чья-то злая воля покарала невинных существ. Как будто здесь прошёл озверевший рыбак-неудачник, или обезумевший гельминтолог, дико хохоча, бежал, сверкая зубами в свете фонарей.
Вот с тех самых пор когда мне говорят, что гуманизм опять восторжествовал – на конкретной улице, в конкретном районе или в конкретном городе – я сразу начинаю думать, что неплохо бы дождаться завтрашнего дня. Потому что кроме очевидных последствий есть ещё скрытые, и хотя это довольно очевидная мысль, многим она не приходит в голову, пока с ними не случаются червяки.
Кроме того, после этого случая я внезапно начала замечать увлечённых людей, совершающих добрые дела примерно с таким же, как у меня, результатом.
Только в отличие от меня, без оправдания в виде настойки из молодых почек чёрной смородины.
Предметы и подарки Значок Уточка - Snegurochka
Старый 22.05.2017, 11:43
  #25   
Это произошло много лет тому назад, когда я был еще ребенком. Но до сих пор то, что случилось с нами тогда, вспоминается и переживается мной как одно из самых серьезных событий в моей жизни. Мне было десять лет. Однажды осенним вечером я вернулся из школы домой и почувствовал, что заболел. Температура росла день ото дня, становилось все хуже, и, наконец, всего меня охватил жар. Я лежал, закрыв глаза, и просил только пить. Мама моя бегала на рынок за виноградом, гранатами, а потом все стояла на кухне, выдавливая для меня прохладный сок… Я ждал его, «оживал» на минуту, выпивал сок одним огромным, жадным глотком, но вскоре уже вновь закрывал глаза и вытягивался на постели.

Это была инфекционная болезнь крови, к счастью, не самая опасная. Мне стали делать уколы, и как только состояние позволило — отвезли в детскую больницу на Русаковку. Я помню вечернюю дорогу в «Скорой помощи», помню, как простился с мамой и вслед за какой-то женщиной долго поднимался по больничной лестнице с этажа на этаж. Помню желтые лампы инфекционного отделения: оно было переполнено.

— Проходи сюда, — сказала сестра. — Другого места все равно нет.
Меня ввели в палату, где я увидел одну свободную койку.

Я прошел прямо к ней, лег под одеяло, посмотрел на белый потолок, на кафельные стены палаты, мысленно, про себя позвал: «мама, мама» — и беззвучно заплакал…
Палата оказалась «девчачья»: моими соседками были две пятиклассницы и очень тихая русоголовая девятилетняя Оля.

Старшие девочки отнеслись ко мне как-то враждебно, и вскоре я понял, что быть один на один со «взрослыми» (как мне тогда казалось) пятиклашками — непростое дело.
В школе у них была, наверное, какая-то война девчонок с мальчишками, и мне от них доставалось. Они все время следили за мной, подражая взрослым, делали замечания, дразнились. Больше всего их раздражало, что я в ответ молчал. Они ждали какого-нибудь скандала, — а его все не было.

Ночью я плохо, долго засыпал. В это время я все тосковал о доме — и смотрел, смотрел на желтую полоску света, протянувшуюся из коридора.
Наконец, глаза начали слипаться, тоска стала забираться куда-то глубоко-глубоко, желтый свет потихоньку задрожал, расплылся…
Вдруг я почувствовал, что по голове течет какая-то холодная жижа — и проснулся. Попробовал рукой — и тут же услышал испуганно-радостный шепот на соседних койках. Я отнял руку. В волосах и на подушке была зубная паста, почти целый тюбик.
Девчонки затихли и следили, что будет дальше. Я встал, подошел к умывальнику. Молча вымыл голову, потом застирал, как умел, подушку, лег в кровать и стал ждать продолжения… Но в палате была тишина.

Случилось так, что на следующий день пятиклассниц куда-то перевели. Однако не прошло и часа, как открылась дверь. Вошла санитарка, со странной интонацией сказала: «Ну, готовьтесь».
И не успели мы с моей соседкой как следует обдумать ее слова, как увидели и услышали НЕЧТО.
Двух-с-половиной-летняя Зоя сразу вернула себе свое «постоянное» имя — Детдомовская. Ее приволокли к нам и повалили на свободную кровать.

— Она — Детдомовская, так что смотрите.., — как-то неопределенно сказала нам сестра.
— А она хоть разговаривать-то умеет? — спросила Оля.
— Я же сказала — она ДЕТДОМОВСКАЯ!

Мы с ужасом смотрели, как извивается, борясь с санитарками, детдомовская — бритое наголо, истерично воющее существо, как изо всех сил пытается сползти на пол…

— Ты что! На кровать ссать?!

Детдомовскую мгновенно выпускают, она мочится на линолеумном полу и воет сорванным, как будто даже прокуренным голосом — но все равно очень громко и жутко. Полы ее казенного халата темнеют, намокая. Она сидит прямо в луже мочи и колотит ногами и руками.

— Чего же делать-то с ней? — спрашиваю я санитарку.
— Да ничего. Скоро или надоест ей или устанет.

Детдомовскую поднимают и кладут на кровать, пол вытирают. Та затихает на пять минут. Но как только взрослые уходят, Зоя снова сползает вниз, опять мочится и опять воет. Борьба возобновляется раз за разом и тянется до отбоя. Когда к ней подходят — сестры санитарки — унылый вой сменяется истошным, дикий визгом.

— Ее там, наверное, били, — говорит Оля.
— Где? В детдоме?

Детдомовская, сидя в луже, начинает раскачиваться и ныть, как бы причитая. Она будет сидеть так каждый вечер, до и после отбоя. Спать она почему-то привыкла днем.
Глухая ночь. Медперсонал давно устал возиться с Зоей, и она теперь «поет» по-волчьи «спокойно», без помех, сидя на линолеуме в своей луже.
Я не могу заснуть, точнее, я просто не в состоянии спать в то время, когда не спит она. Я равнодушно смотрю на желтый свет, проникающий в палату, и уже ни о чем не думаю: ни о доме, ни о больнице. Я только хочу, чтобы она перестала плакать, чтобы ЭТО когда-нибудь кончилось!

Ольга из своего угла что-то говорит мне. Я не могу понять — что. Я устал. Я не могу заснуть. Ольга в темноте встает и зачем-то подходит к луже. Я верчусь на кровати и отчаянно пытаюсь закрыть глаза и заснуть. Но глаза не смыкаются, и я смотрю на желтые фигуры посреди палаты.

Оля сидит на корточках и тихонько-тихонько шепчет. Потом слышится какая-то мелодия — поет, что ли?
Оля пытается говорить с детдомовской — та отвечает тоскливым, печальным воем. Звуки сплетаются: то унылые рыдания Зои, то тихий Олин голос, спокойный, переходящий в шепот, снова поскуливание, и опять — очень ласковый голос Оли. Один только тихий Олин голос…
Я никогда до того времени не знал, что у девчонки может быть такой хороший голос!..

Я чувствую, что я сам тоже очень хочу слушать, КАК она говорит все это: «Маленькая моя… Малышка моя… Самая лучшая девочка… Хорошая моя, Зоенька, радость моя… Хорошая наша девочка, самая любимая — хочешь ко мне?., хочешь на ручки? На ручки пойдешь? Пойдешь к нам с Андреем?»

Зоя неподвижно смотрит Оле прямо в лицо, как зачарованная. Оля осторожно протягивает руки и осторожно берет девочку на руки. И поднимается. И поворачивается ко мне.

В комнате становится удивительно тихо. Потом Оля говорит:

— Можно мы сядем к тебе? Без тебя нельзя.

И садится ко мне на кровать. И ребенок лежит в ее руках… «Ей нужны мы двое, оба, — у нее ведь нет ни мамы, ни папы». Оля опускает взгляд и смотрит в девочкины глаза.

— Кто ты у нас? — спрашивает она Зою.
— Зоя, — старательно выговаривает Зоя.
— У тебя есть мама? — спрашивает Оля.
— Нет, — отвечает Зоя, глядя на Олю.
— А папа?
— Это кто?
— Ты не знаешь?
— Нет, — отвечает Зоя и вопросительно смотрит на Олю.

Та прижимает Зою к себе, крепко-крепко, и девочка обнимает Олину шею. А Оля поворачивается ко мне и долго, долго и пристально смотрит на меня. А я? А я — видит Бог, я не помню!.. Желтый свет дергается и дрожит в ресницах. Желтый коридорный свет…

Мы сидим за столом в нашей палате, все трое. Я во главе стола — и справа, рядышком — Оля с девочкой, рядком. Мы обедаем. Зоя крепко держит ложку и ест. Сама, — внимательно и серьезно глядя, как едим мы.

— На компот, — Оля помогает Зое держать кружку, чтобы не лилось мимо.

— Зоя, что нужно сказать? — говорю я внушительным тоном. — Сьпасиба, — пыхтя, отвечает Зоя. И мы все улыбаемся друг другу.

— Интересно, а как это будет, когда мы станем взрослыми? — спрашивает Оля. Я пожимаю плечами.

Как Зою выписали, я не помню. Меня перевели в палату для мальчиков — и Зоя исчезла вдруг, незаметно. А потом, однажды, наша дверь отворилась, заглянула Оля и поманила меня к себе. Я вышел в коридор. Был ровный, серый день.

— Меня выписывают, до свидания, — сказала Оля.
— До свидания, — легко ответил я, поглядев в ее глаза…

Часто я думаю: что стало с нашей Зоей? Жива ли она? Как вернулась она в свою прежнюю, «обычную» жизнь? И не могла ли эта внезапная любовь обмануть, еще более изранить ее?
В жизни случается много-много плохого, но мы об этом почти ничего не помним. Может быть, и у Зои все плохое сотрется из памяти, может, она давно уже не помнит своего детства?

А меня иногда навещает та осень…

Из больницы, с дежурства, возвращается моя жена.

— Помнишь того парнишку, у которого саркома? Его сегодня выписали… умирать. Домой. Мать просила выписать — все же дома лучше. Ему девятнадцать.

Моя жена садится поближе.

— А он в Бога не верит… Мы подарили иконку. А дома все-таки лучше?
— Лучше. Будем ужинать?
— Что? Да, будем. А он заплакал! Его мужики всей палатой пошли провожать, говорят: «Ну ты не болей, поправляйся». А он на них посмотрел так — и вдруг взял и заплакал…
— Но ты… Оля. Все же не плачь, ладно?

Владимир Гурболиков
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 24.05.2017, 18:39
  #26   
@Шпилька, если не будешь возражать, интересный рассказ, может уже видели в сети... если что не так, я удалю.
Стырено здесь: LOL24.ee — самый смешной сайт!

"Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн. Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив. Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети"

©Майк Гелприн, Нью-Йорк («Seagull Magazine», 16.09.2011)

Некоторые источники сообщают, что это пересказанное произведение Айзека Азимова или, что вероятнее, — Рея Брэдбери, написанное около 50 лет назад...

добавлено через 2 минуты
о русском языке

На одном из симпозиумов встретились четыре лингвиста: англичанин, немец, итальянец и русский. Речь зашла о языках. Начали спорить, а чей язык красивее, лучше, богаче, и какому языку принадлежит будущее?

Англичанин сказал: «Англия – страна великих завоевателей, мореплавателей и путешественников, которые разнесли славу её языка по всем уголкам всего мира. Английский язык – язык Шекспира, Диккенса, Байрона – несомненно, лучший язык в мире».

«Ничего подобного», — заявил немец, — «Наш язык – язык науки и физики, медицины и техники. Язык Канта и Гегеля, язык, на котором написано лучшее произведение мировой поэзии – «Фауст» Гёте».

«Вы оба неправы», - вступил в спор итальянец, — «Подумайте, весь мир, всё человечество любит музыку, песни, романсы, оперы! На каком языке звучат лучшие любовные романсы и гениальные оперы? На языке солнечной Италии»!

Русский долго молчал, скромно слушал и, наконец, промолвил: «Конечно, я мог также, как каждый из вас, сказать, что русский язык – язык Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова – превосходит все языки мира. Но я не пойду по вашему пути. Скажите, могли бы вы на своих языках составить небольшой рассказ с завязкой, с последовательным развитием сюжета, чтобы при этом все слова рассказа начинались с одной и той же буквы?»

Это очень озадачило собеседников и все трое заявили: «Нет, на наших языках это невозможно». Тогда русский отвечает: «А вот на нашем языке это вполне возможно, и я сейчас это вам докажу. Назовите любую букву». Немец ответил: «Всё равно. Буква «П», например».

«Прекрасно, вот вам рассказ на эту букву», — ответил русский.

Пётр Петрович Петухов, поручик пятьдесят пятого Подольского пехотного полка, получил по почте письмо, полное приятных пожеланий. «Приезжайте, — писала прелестная Полина Павловна Перепёлкина, — поговорим, помечтаем, потанцуем, погуляем, посетим полузабытый, полузаросший пруд, порыбачим. Приезжайте, Пётр Петрович, поскорее погостить».

Петухову предложение понравилось. Прикинул: приеду. Прихватил полуистёртый полевой плащ, подумал: пригодится.

Поезд прибыл после полудня. Принял Петра Петровича почтеннейший папа Полины Павловны, Павел Пантелеймонович. «Пожалуйста, Пётр Петрович, присаживайтесь поудобнее», — проговорил папаша. Подошёл плешивенький племянник, представился: «Порфирий Платонович Поликарпов. Просим, просим».

Появилась прелестная Полина. Полные плечи прикрывал прозрачный персидский платок. Поговорили, пошутили, пригласили пообедать. Подали пельмени, плов, пикули, печёнку, паштет, пирожки, пирожное, пол-литра померанцевой. Плотно пообедали. Пётр Петрович почувствовал приятное пресыщение.

После приёма пищи, после плотного перекуса Полина Павловна пригласила Петра Петровича прогуляться по парку. Перед парком простирался полузабытый полузаросший пруд. Прокатились под парусами. После плавания по пруду пошли погулять по парку.

«Присядем», — предложила Полина Павловна. Присели. Полина Павловна придвинулась поближе. Посидели, помолчали. Прозвучал первый поцелуй. Пётр Петрович притомился, предложил полежать, подстелил полуистёртый полевой плащ, подумал: пригодился. Полежали, повалялись, повлюблялись. «Пётр Петрович – проказник, прохвост», — привычно проговорила Полина Павловна.

«Поженим, поженим!», — прошептал плешивенький племянник. «Поженим, поженим», — пробасил подошедший папаша. Пётр Петрович побледнел, пошатнулся, потом побежал прочь. Побежав, подумал: «Полина Петровна – прекрасная партия, полноте париться».

Перед Петром Петровичем промелькнула перспектива получить прекрасное поместье. Поспешил послать предложение. Полина Павловна приняла предложение, позже поженились. Приятели приходили поздравлять, приносили подарки. Передавая пакет, приговаривали: «Прекрасная пара».

Собеседники-лингвисты, услышав рассказ, вынуждены были признать, что русский язык – самый лучший и самый богатый язык в мире.
Старый 24.05.2017, 19:57
  #27   
@Observer, нет конечно, я вовсе не против!
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 25.05.2017, 15:56
  #28   
У меня есть маленькая коллекция. Я собираю счастливые дни. Не те, когда случилось что-то хорошее, такого было много. Я собираю дни, которые запомнились ощущением полного счастья. Можно, конечно, притянуть за уши мелкие удовольствия и приятности, но это уже шулерство.
Коллекция моя небольшая, и вся она связана с водой.
Первый экземпляр очень давний, реликтовый. Мне было шесть лет, мою маму и ее подруг мужья сослали на лето в жопу мира. Жопа называлась Бердянск и находилась на берегу Азовского моря.
Мужья сняли большой старый дом у на самом берегу, выгрузили супруг и наследников и уехали. Мероприятие было молниеносным, я уверена, что его организовал мой папа, который любил и умел проворачивать нестандартные операции. Дети радовались и кувыркались в песке, жены скорбели. Им, городским девочкам, приходилось таскать воду из колонки и ходить по жаре на рынок. По ночам нас жрали комары размером с боевой истребитель, и это лето запомнилось запахом одеколона "Гвоздика".
Позвонить мужьям и потребовать развод можно было только на почте, куда идти было еще дальше, чем на рынок, поэтому все четыре семьи сохранились.
Хитрые папы не показывались две недели. Наконец мамы смирились со своей тяжелой участью, жизнь в ссылке налаживалась, страсти утихали. И тут появились мужья.
В воскресенье утром возле покосившегося дворца забибикали машины. Папы виновато улыбались, остерегаясь смотреть на мам. Из багажников выгружались забытые за полмесяца деликатесы.
Нам было велено играть возле дома, откуда доносились голоса мам на повышенных тонах. Мамы требовали, чтобы их немедленно извлекли из жопы мира и вернули домой.
Но это не входило в планы пап, которые проживали свободное от семейных радостей лето. Они клялись, что заботятся о здоровье детей, для которых отдых на море - сущий рай, и призывали мам проявить благоразумие.
Потом мой папа вышел во двор и торжественно объявил:
- А теперь идем кататься на яхте!
Я не знаю, когда он успел договориться с хозяином большой лодки с парусами. Помню визг пяти детских глоток, радостную кутерьму и пену за кормой. И паруса в заплатах, наполненные ветром. И невероятное ощущение счастья, которое происходит здесь и сейчас.
Мне было шесть лет, но в тот день я каким-то образом поняла, что есть моменты, когда не нужно думать, что было раньше и что будет потом. Я поняла, хотя не детского ума это дело.

#Осипенко
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 25.05.2017, 17:22
  #29   
Цитата:
Сообщение от Шпилька Посмотреть сообщение
Жопа называлась Бердянск и находилась на берегу Азовского моря.
Как знакомо. И про рынок, и про комаров. Только тогда еще были и осы размером с пассажирский боинг)))
и да - до рынка там аццки далеко)

Отдых был ровно 30 дней. И запомнился как отдельный жизненный буклет с уймой психоделических историй)
Предметы и подарки Спасибо
Получен подарок 25.06.2017, 01:20 от Bell
Сообщение: За то, что ты есть) - Bell
Старый 25.05.2017, 17:23
  #30   
@Velassaru, 30 дней отдыха - это вообще оксюморон!)
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 26.05.2017, 16:41
  #31   
Процесс покупки семечек!

Помню, были те времена, когда семечки не в упаковках продавались, а у бабушек на улице. Стаканами. Большими и маленькими.

Процесс покупки был шикарен (это я с возрастом понял!).
Идешь, так, мимо бабулек, семки разглядываешь, на крупнячок палишь. Бабки семки расхваливают. Ты так деловито по 2-3 семечки у каждой бабульки берёшь из ведёрка и про-о-о-обуешь...

Как правило, в финал выходили две бабушки с наиболее крупными и вкусными семечками. И ты такой, устраиваешь между ними своеобразный батл, пробуя ещё по чуть-чуть семечек у финалисток. Потом только спрашиваешь цену, хотя как правило цена была у всех одинакова и заранее известна покупателю. Круто было сторговать рубалёк! Особенно для молодёжи! Покупаешь, значит, это всё. Бабушка тебе в заранее заготовленный кулёк из газеты высыпает или в пакет. И идёшь, довольный, щёлкаешь!

Часто у людей была та, особенная, единственная бабка, у которой семечки покупались. Ведь у неё лучшие!

От каждого шага в этом процессе испытывал кайф. Сейчас нет такого. Сейчас бросил пакет в корзину в маркете, потом вскрыл и грызёшь... Не то... Совсем не то...(с)

Предметы и подарки Спасибо
Получен подарок 25.06.2017, 01:20 от Bell
Сообщение: За то, что ты есть) - Bell
Старый 29.05.2017, 00:26
  #32   
Коротенько и миленько)

Последний раз редактировалось Шпилька; 01.06.2023 в 12:22..
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 31.05.2017, 22:34
  #33   
О том, что мой супруг болен на всю голову, свидетельствует уже тот факт, что он женат на мне. У него какое-то невероятное количество бзиков, которые со временем начинают распространяться воздушно-капельным путём на родных, друзей и знакомых. Одним из таких бзиков является манера давать человеческие имена неодушевлённым предметам. Не всем, конечно, а только наиболее достойным. И он не просто их крестит — он с ними ещё и разговаривает. Например, у него есть любимая кружка. На кружке нарисован пингвин. Пингвина зовут Пафнутий.
Я как-то поинтересовалась:
— А почему Пафнутий-то?
Муж посмотрел на меня удивлённо и спросил:
— Ну а как?
Я подумала и поняла: действительно, больше никак.
По утрам муж достаёт Пафнутия из кухонного шкафчика и говорит:
— Ну, брат Пафнутий, по кофейку?
Вечерами они с Пафнутием пьют чай, и муж мой жалуется ему на меня:
— Видишь, Пафнутий, с кем приходится коротать век? Цени, брат, одиночество, не заводи пингвиниху.
Ещё на даче у нас проживает болгарка по имени Зинаида. Болгарка - не в смысле уроженка Болгарии, а в смысле инструмент для резки металла.
Сперва муж назвал её Снежана, потому что считал, что у болгарки непременно должно быть болгарское имя. Однако, познакомившись с характером болгарки, он понял, что она Зинаида.
Когда нужно разрезать что-нибудь металлическое, он достаёт её из сарая и говорит:
— Зинаида, а не побезумствовать ли нам?
И они начинают безумствовать. А когда набезумствуются, он её относит в сарай, укладывает на полку и нежно говорит:
— Сладких снов тебе, Зина.
А в квартире у нас живёт шкаф по имени Борис Петрович. Вот так уважительно, по имени-отчеству, да.
Это мы когда только купили квартиру, то первым делом заказали шкаф. И собирал нам этот шкаф сборщик, которого звали Борис Петрович.
Конечно, сей факт бросает тень позора на моего мужа, но на самом деле этому есть объяснение.
Вообще-то, всю остальную мебель в нашем доме (а так же в доме моей мамы, в доме его родителей и в домах многих наших друзей) муж собирал сам. И шкаф бы собрал,
как раз плюнуть, но вышло так, что в день доставки он находился в командировке и вернуться должен был только недели через две.
Я категорически отказалась жить две недели посреди немыслимого количества досок и коробок, к тому же мне не терпелось поскорей развесить всю одежду на вешалки,
поэтому дожидаться мужа не стала и пригласила магазинного сборщика. И, конечно, сорок раз об этом пожалела.
Сборщик Борис Петрович, собираясь ко мне в гости, принял одеколонную ванну, и этим одеколоном марки "Хвойный лес" (или "Русское поле", или "Юность Максима" — не знаю) провонял весь дом. Я спасалась от амбре Бориса Петровича на балконе.
Работал Борис Петрович сосредоточенно, неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, с пятью перерывами на чаепитие. Очень удивлялся, почему я не составляю ему компанию за столом. А я просто не могу пить чай, воняющий одеколоном.
Профессионал Борис Петрович, будучи сборщиком от бога, собирал шкаф с 9 часов утра до 11 часов вечера. Мой муж за это время мог бы легко построить двухэтажный
дом и баньку во дворе.
Вещи мои так и остались лежать в коробках, не познав холодка вешалок, потому что все две недели до приезда мужа я проветривала всю квартиру, и шкаф в частности,
от аромата Бориса Петровича. Мне даже было стыдно ездить в метро, потому что мне казалось, что от меня на весь вагон таращит этим дешёвым убойным одеколоном.
Когда муж приехал, в квартире уже была вполне пристойная атмосфера. Он радостно подскочил к мебельной обновке, счастливо завопил: "О, шкафчик!" - и замер, распахнув дверцы.
Примерно минуту он приходил в себя от нахлынувшего на него смрада, а потом спросил меня:
— Эммм... Это что?
— Это Борис Петрович, — ответила я.
Вот так наш шкаф получил своё имя, а сборщик Борис Петрович, сам того не ведая, стал его крёстным (нашим кумом, стало быть).
Теперь муж, собираясь на какое-нибудь важное мероприятие, советуется со шкафом,
что ему надеть:
— Борис Петрович, как насчёт синей рубашки?
Или просит:
— Не одолжите ли галстук, Борис Петрович?
Или вешает в него костюм и говорит:
— Борис Петрович, храни его, как свою честь.
Ещё у нас есть микроволновка Галя. Я так понимаю, это что-то личное, о чём мне знать не надобно.
Потому что когда муж пихает в неё тарелку с едой и нежно говорит: "Согрей, Галя...
Сделай это для меня, крошка..." — у меня все вопросы застревают где-то в районе щитовидки.
Отголоски романтического прошлого, видимо.
Ещё у нас на даче есть электроплитка, которая вечно ломается. Муж зовёт её Надюша.
Когда я спросила, почему именно Надюша, он ответил:
— Да была у меня одна... Тоже всё время ломалась.
Когда он утром собирается пожарить на ней яичницу, то всегда спрашивает:
— Ну, Надюша, сегодня-то ты станешь, наконец, моей? Давай, детка, дай шанс моим яйцам.
Эта инфекция носит вирусный характер.
У одних наших друзей есть телевизор Филя (потому что "Philips") и холодильник Анатолий (потому что в нём всегда напихано всякого говна, как в карманах жилетки Вассермана).
Другие лентяйку от телевизора назвали Люсей - в честь соседки, которая тоже, по их словам, лентяйка.
У третьих проживает стиральная машина Любовь Петровна. Когда им эту машину доставили и распаковали, то их старенькая бабушка всплеснула руками и сказала:
— Красивая, как Любовь Петровна Орлова!
И даже у моей мамы есть чайная ложечка по имени Изольда. Я так и не знаю, почему именно Изольда. Когда я попыталась это выяснить, мама посмотрела на меня, как на
умалишённую (впрочем, она всегда на меня так смотрит), а муж возмущённо сказал, что более глупого вопроса в жизни не слышал, и что каждому дураку понятно, почему
ложечку так зовут.

#изсети

Последний раз редактировалось Шпилька; 03.06.2017 в 11:44..
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 04.06.2017, 20:59
  #34   
Зашла в супермаркет. Краем глаза вижу маму с сынишкой лет 6-ти. Как говорится, бедненько, но чистенько. Славный такой мальчишка. Видно было, что ему чего-то хочется, но не просит.

Пока мама копалась в корзине с уценённой мелочёвкой, он осторожно взял коробку с фломастерами, погладил, понюхал и положил на место. Потом потрогал какие-то наклейки и вздохнул... так тяжело, как старичок.

Женщина наклонилась и тихонечко сказала: "нет денег, сынок". А он только молча кивнул.

И ещё... на нём была такая жалкая шапочка с помпончиком.. совсем детская. Сердце сжалось.

Почему-то вспомнила, что Анюта моя тоже никогда ничего не просила.


Пару секунд подумала... метнулась по залу, накидала в пакет эти фломастеры, наклейки, коробку пластилина и разные мальчиковые радости. Быстро оплатила, чек кинула в пакет.

Задумалась - а как отдать, чтобы не обидеть? Дело тонкое...

Дождалась, когда мама стала в кассу, подошла к нему и бодренько говорю: "Здравствуй, мальчик. Сегодня день шапок с помпончиками. Ты не знал?! Ну как же так? Мы проводим конкурс на лучшие помпончики на шапке. Ты выиграл, вот тебе приз!"

Он так на меня посмотрел... Знаете, у меня всего один раз в жизни был такой взгляд. В Болгарии. Год постоянных судов вымотал и опустошил. Адвокат был ненасытен и бесполезен. С работы уволили.

И вот я иду под дождём, в кармане всего 10 левов — маленькая чашечка эспрессо. Иду и понимаю, что последний суд я проиграю и у меня заберут ребёнка. Русской женщине устроится на работу… Тупик. Промокла вся и заскочила в кафе. Думаю — для начала согреюсь и выпью кофе, а там уж…

Смотрю — полно народа, а на столах какие-то карты разложены. Оказалось, играют в Бинго. Я даже не знала, что это. Присела за один столик, как сиротка Марыся… мне сразу карточки несут. Одна стоила ровно 10 левов. Постеснялась отказаться. У всех по 10-20 штук, а у меня одна. Поняли, да? Ага… я выиграла. И не просто, а сорвала джекпот.

Мне принесли полную корзину денег. Шок был сильнейший, но хватило ума дальше не играть. Та сумма и поставила точку в этом процессе. Когда я поняла, что бинго у меня… в общем, именно так смотрел на меня этот малыш.

Пока он не опомнился, я выскочила на улицу и по дороге думала о том, что незнакомый мне ребёнок, с трепетом и верой в чудеса, получил своё маленькое детское счастье... мне реально полегчало.

Верно говорят: всё, что мы делаем - мы делаем для себя, плохое это или хорошее.

Елена Димитрова

добавлено через 2 часа 12 минут
Позвали в гости. Подруга с мужем. Будет много народа, сказали... Я говорю: не зовите, хуже будет. Я не люблю народа. Я – социопат. Нет, приезжай, настояли. Ну, приехала. То-се. Выпили, поели. И тут – разговоры.

Все болтают, я молчу. Начали у меня всякую фигню спрашивать. Не спрашивайте меня ни о чем, говорю. Я – молчаливый социопат. Нет, пристали. Один. Полчаса рассуждал о манерах, о том, как трудно жить, когда вокруг не умеют себя вести и одеваться. Что Вы об этом думаете, говорит мне. Подряд три раза. Ну, я и сказала, что я думаю, что на его месте я бы не надела крепдешиновую кофточку своей мамы, даже в гости, даже под пиджак своего папы... И не стала бы из общей мисочки доедать салат. Переложила бы в свою тарелку. И... Ну, он не дослушал, ушел быстро и даже уехал. А я что? Я – откровенный социопат.

А тут еще одна. Полвечера всё говорила о здоровом питании, и сетовала, что ничего здорового нет на столе. Что я об этом думаю, спросила меня. Несколько раз. Ну, я и сказала, что она, несомненно, символ здорового питания, вся сама здоровая, здоровенная, даже. И да, ничего подходящего для нее нет. Уже нет. Особенно, на ее части стола. Все кончилось. И она как-то сразу тоже домой собралась, только пирожок доела с мясом. А я что? Я – правдивый социопат.
И тут с другого края стола спросили. Там женская компания, одна рассказывала про свой успех у мужчин. Бешеный. На отдыхе. В Турции. И Испании. У массажистов и официантов. Громко так рассказывала. И у меня спросила, к несчастью, как мои успехи у мужчин. Ну, я и рассказала, что нет у меня успехов. Ни одного альфонса за это лето не осчастливила. Ни в Турции, ни в Испании. Наверное, денег жалко. Я – жадный социопат.

И они как-то вдруг все засобирались домой и уехали. Стало тихо... Остались мы. Я, подруга, муж. И бабушка.

– Господи, счастье какое, – сказала подруга. – Как они рано все уехали. Впервые.
– Я по этому поводу вишневую наливку сейчас принесу, сам делал, только для нас берег, – сказал муж.

Мы пили наливку и смотрели на закат. Было чудесно. Тихо и пахло листвой.

– Спасибо, что позвали в гости, – сказала я. – Как хорошо у вас.
– Приезжай всегда, – ответили они.

Я приеду. Я – благодарный социопат.
(с)
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 09.06.2017, 17:17
  #35   
Как полюбить ужасный город Питер
Примечание.
Пост написан в 2011 году, это важно

В любом общении самое главное – это взаимность. Она в наших долгих отношениях с Питером была с самого начала, что и предопределило их гармоничное развитие. С первого взгляда я проникся к нему глубокой неприязнью, и город Петра ответил мне тем же. Я вполголоса ругался на его выбитые стекла и ухабы, из-за которых Питер напоминал гигантский музей собственной блокады. Он мне в ответ ехидно подкидывал самое безумное жилье, какое только можно вообразить – от общежития циркового училища с огромными тараканами, которые, казалось, вот-вот сделают антраша и замрут в ожидании аплодисментов, до подсобки в школьном кабинете химии. Чернильной питерской ночью я лежал среди реактивов под жерлом вытяжки, и неподвижно глядел вверх. Металлическая труба уходила в неведомое пространство, где ветер выл, как баньши, а вместо ядреного снежного мороза была коварная ледяная зябкость. Казалось, призраки осушенных болот всплывали над гранитом и пробирали до костей каждого в этом городе, полном скелетов.
Потом я повзрослел и свыкся с погодой. Теперь меня удивляли сами питерцы. Ну разве можно рационально объяснить их желание непременно именовать свой город столицей? Культурной, северной – какая, в сущности, разница? Думаю, большинство москвичей с радостью отдали бы Питеру этот статус вместе с правительством, тысячами чиновников, мигалками и вечными пробками. Мы-то знаем, что столичный статус – это тяжелое бремя для живого города. Именно поэтому в большинстве крупных стран столица строится отдельно, как эдакое гетто для слуг народа, а мегаполисы живут сами по себе.
Но потом я свыкся и с этим, как можно свыкнуться со странностями эксцентричного дядюшки. И тогда, почти через двадцать лет, он вдруг устроил мне такую череду сюрпризов, что я взглянул на город совсем иными глазами и полюбил его. Ведь что, в сущности, любовь, как не крушение привычных шаблонов, за которыми внезапно открывается взору нечто прекрасное?
Первый подарок был неожиданным. Мы с подругой гуляли ночью по городу, и ноги сами привели нас к вечному огню. Была поздняя осень, вокруг пламени грелись бездомные. Завязалась беседа, и вдруг я понял, что многие из этих бородатых перекати-поле – удивительно яркие личности с широким кругозором и оригинальным умом. С тех пор язык не поворачивается назвать их бомжами. Как минимум – клошарами, ведь они соответствуют сему гордому имени ничуть не меньше парижских собратьев.
Второй случай перевернул мои представления о питерской зиме. Я шел мимо Спаса на крови, с неба медленно падали крупные снежинки – такая вьюга бывает в волшебных шарах. Но самое главное – возле собора стоял музыкант, и играл чистый изысканный джаз, который на московских улицах услышать почти невозможно. И этот музыкант, и собор, и кружащиеся под мелодию снежинки вдруг засияли такой вселенской гармонией, ради которой только и стоит жить.
Но окончательно я сдался после третьего случая. Я был тогда в гостях у потомственных питерских интеллигентов – из той породы, что сейчас большая редкость даже в городе на Неве. Седеющий дед держал на руках внучку, совсем еще младенца, улыбался в прокуренные усы и легонько подбрасывал ее, как это делают счастливые бабушки и дедушки во всем мире. Отправляя млеющего ребенка в полет, он тихонько приговаривал:
- Так и е....ся с крыльца, так и е....ся с крыльца…
Эти немудреные слова дышали настолько искренней нежностью и любовью, что я чуть не прослезился. С такими дедами питерская интеллигенция непобедима, и во всяком ее чудачестве можно увидеть бездну очарования.
С тех пор мы живем с Питером душа в душу, и я радостно предвкушаю каждую новую встречу.
Однако в наш быстрый век немногие согласны ждать двадцать лет, подобно библейским патриархам. Поэтому я решил собрать воедино рецепты любви к Питеру от разных своих знакомых. Кто знает, вдруг они кому-то помогут прийти к этому городу немного быстрее?

Любопытно, что редкому чужаку он открывается сразу. Питер предпочитает сперва отпугнуть человека, чтобы случайные визитеры ушли навсегда. Запутать своими противоречиями – недаром этот город олицетворяет и свободу, и несвободу. Чтобы его почувствовать, нужно терпение. Рассказывает ЖЖ-юзер Svetlost:
“Когда я в первый раз попала в Питер, я не знала, куда бежать и что смотреть. В итоге не успела никуда. Я бегала вокруг Александровской колонны, лазила на Исаакий и накупила кучу открыток. Фотоаппарат прыгал в руках, целился то на один карниз, то на другой, пытаясь поймать какие-то частности. Я была глупая, и думала, что из частностей можно составить мозаичное целое.
Второй раз я уже исследовала Питер по принципу "Здесь я была – значит, больше туда не пойду". Маршрут был традиционным туристическим, но без экзальтированной беготни. Эрмитаж, Пушкин. Мы с городом присматривались друг к другу. Он старался показать мне, какая он сволочь, залезая холодными руками под пальто и дергая ледяными пальцами за уши. Я делала вид, что мне это нравится.
В третий раз в Питере мне было плохо так, как мало когда в жизни. Я гуляла по кривым набережным, откидывая тяжелыми ботинками собачье дерьмо, которого тогда в Питере было почему-то на редкость много. Я просила город меня защитить, потому что больше меня защитить было некому. Но он дал мне понять, что не любит слабых, и со своими проблемами мне придется справляться самой: ему и без меня хватает забот.
В четвертый раз я, наконец, приехала в Питер летом. Я была в полувменяемом состоянии, потому что перед этим месяц отработала вожатой в отряде с тридцатью шестнадцатилетними уродами. Мне хотелось спать, и точка. Питер перестал меня волновать: мне было все равно, где я нахожусь. Кажется, я тогда не вылезала из гостиницы вообще.
Пятая попытка снова была летом и оказалась сюрреалистичной. Общежитие, номера в котором представляли собой шестиместные загоны для бегемотов. Потолки высотой в четыре метра, под которыми толклась куча жужжащих тварей. Нет горячей воды, сна, уюта и тишины. Зато есть храм Спаса на крови под окнами, джаз на Итальянской, какой-то безумный флирт в ночном трамвае, голова кругом и все какое-то нереальное.
Потом я приехала осенью, и Питер понял, что ему от меня никуда не деться. Я застала его врасплох: ведь он уже вздохнул с облегчением, что не увидит туристов до весны. Мне именно это и было нужно. Я исследовала город не так, как мой фотовооруженный собрат. Мне было наплевать на достопримечательности, я просто гуляла и впитывала этот воздух. И мне было грустно оттого, что я здесь не живу, и Питеру тоже было грустно, но по каким-то своим причинам. Наше настроение удивительно совпало, и мне не хотелось уезжать.
После этого я не была в городе почти два года. Я изменилась, и мне хотелось, чтобы Питер изменился тоже, чтобы он кормил меня не только пищей духовной. Чтобы дал мне не только коней Аничкова моста и отблеск золота на куполе Исаакия, но также чистую постель и вкусный ужин. Чтобы я приезжала не с рюкзаком, набитым консервами и кипятильником, как будто отправляюсь на завоевание, а с невесомой сумкой, словно в гости к старому другу. Ведь я знаю, что он обо мне позаботится.
Кажется, мы поняли друг друга. Я не раздражала его иностранным говором, а он старался водить меня по улицам, где нельзя поскользнуться. Кажется, я интуитивно выбирала места, где меня ждут, а он услужливо доводил меня до дверей. Кажется, он дал мне лучшее, что мог дать, а я уехала вовремя, не успев ему надоесть.
И, кажется, я буду очень по нему скучать. Правда, не знаю, по какой из его ипостасей больше”.

Пока одним близки долгие истории, другие свои поводы для любви перечисляют взахлеб, подобно Пушкину, который когда-то так увлекся, что приписал городу получасовые ночи, за которыми в действительности ему пришлось бы ехать в Финляндию. Благо, виза тогда не требовалась. Дарья Шевцова из Минска старается быть более точной:
“У него особенный запах: большой воды, старины, истории, мыслей и свободы.
Потрясающий контраст: улочки-улочки, а потом БАХ! - и невероятный простор.
Много незаметных с первого взгляда мелочей, странных для внешне пафосного города: смешные объявления, махонькие, но многозначительные трафаретные граффити, огромный ржавый автомобиль без двух колес почти в центре улицы... Надо только замечать.
Если повезет - можно найти открытую крышу, тогда вообще счастье.
Много памятников, свадеб, котов.
Самое смешное, но главное: город все чувствует и понимает. Как ты к нему, так и он к тебе. Я каждый раз степенно выхожу из вагона, вдыхаю полной грудью, улыбаюсь и здороваюсь. А когда уезжаю - почему-то плачу. Но это девочковое”.
Ей вторит Мария Симонова из Томска:
- Люблю за прохладный ветер от реки в жаркий летний день. За его уютные кофейни и булочные, за маленькие книжные, за тихие улицы со старинными зданиями, по которым можно весь день ходить пешком. За улицу Рубинштейна, где театр Зазеркалье, за дворы-колодцы, где ранним утром гулко раздается стук твоих каблуков, за набережные, за дома, на которые не насмотреться...
- Каждый раз, когда я еду в Питер, я попадаю на кладбище, - рассказывает Галина Лазарева из Москвы. - То литераторские мостки, то еще что... Поэтому ассоциация закрепилась стойкая, но почему-то не негативная. Город на костях, известное дело. Место не для веселья, а для грустной задумчивости. И времени побыть наедине с собой. Питер не Москва, он не мешает.
- Вообще-то, это довольно извращенное чувство, - говорит израильтянин Александр Шапиро. - Я не знаю, зачем оно нужно... Но если хочешь полюбить Питер, надо проводить там много времени бесцельно, когда грустишь.
Совсем по-другому открылся город Елене Олейниковой:
- Контраст между туманной набережной и гордыми фигурами египетских сфинксов поразил. И надпись на доме "Эта сторона улицы подвержена артобстрелам" в сочетании с траншеями (там был юбилей какой-то, готовились, асфальт перекладывали). Вообще, асфальт тогда в городе был только местами. Поэтому казалось, что это и не город вовсе, а придворная деревня... Душевная и светлая даже ночью!
- И старушки, - добавляет москвичка Наталия Лихушина. - Очень милые старушки. Зайдет такая старушка воздушная в вагон. Ничего ни от кого не требует, но полвагона вскакивает!
- Почему я люблю Питер? Из-за женщин! – почти хором изрекают мои друзья Рома и Антон.
Иделия Айзятулова выражается тоньше:
- Иногда очень неплохо, что эскалаторы в метро такие длинные.
Писательница и поэт, лауреат премии “Дебют” киевлянка Анна Гераскина начинает было говорить, что в Питере - самые красивые мальчики, но, заметив строгий взгляд мужа, вспоминает совсем другую историю:
- На самом деле, я полюбила Питер за Аничков мост. У мамы язык не повернулся сказать деточке в бантах, рюшах и сползших колготочках, что он не Анечкин, а всего лишь Аничков. А если в городе есть ТВОЙ мост, да еще и с конями, как же его не полюбить?
Старый 13.06.2017, 21:56
  #36   
Беседы мужчины и женщины на всех языках выглядят одинаково.

Сегодня шла за парой восточной наружности, которые общались на родном языке.
Но смысл был, в общем, понятен.
- Чертынбертын карадын! Бер бертым карадым карадым рар! Билять! Чертын каратым каратаратым! Картарым? - женщина размахивала руками.
- Хм. - ответил мужчина.
- Чертым каратым таратым чертах! Кара кара тым! Билять! Каратым и каратым! Чертым?
- Эээ - мужчина даже не повернул голову.
- Чертым каратым. Бер берьалаш Наташка! Каратым Бердым! Дердым?
- Угу.
Мне иногда кажется, что когда мы якобы ведём диалог с мужчинами, они в это время представляют, что они потерпели кораблекрушение, доплыли на крыле самолёта на остров, который оказался райским уголком, населённым исключительно юными красавицами, которые томились в ожидании него и тут же признали в нем божество и светоч их очей, и в связи с этим отнесли его на руках в комфортабельную трёхкомнатную хижину, потом дрались в манговом желе за право быть любимой женой, потом дрались за право быть второй любимой женой, третьей и т.д.
И потом опустилась тропическая ночь с миллионом звёзд и гибкое юное тело с запахом манго проскользнуло в хижину, чтобы отдать божеству всю себя и вот именно здесь он слышит какой-то неприятный голос откуда-то справа: "и она мне такая говорит - бери, и сама делай этот отчёт!"
Мужчина машет головой, чтобы снять неприятную галлюцинацию, длинные распущенные волосы манговой девушки уже касаются его разгоряченного тела, как вдруг опять: "ты вообще слушаешь, что я говорю?!"

#дровосек
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 14.06.2017, 15:04
  #37   
Старый 24.06.2017, 21:03
  #38   
Однажды моя коллега сказала фразу, которая надолго запала мне в душу. Мы вели сложную терапевтическую группу, людей было много. Когда группа закончилась и мы собирались домой, она сказала: «Знаешь, Ань, иногда после дня работы мне хочется просто копать. Выйти из машины в лесу и копать».

Мы живем в мире процветающего интеллекта. Нас окружают сложные вещи. Например, компьютер, на котором я пишу эту статью. Он сложный. Я даже несильно понимаю, как он устроен. Телефон, проектор, холодильник, интернет – меня окружает много сложных вещей. И это здорово! Эти сложные вещи помогают мне работать и облегчают жизнь. Но в мире сложных вещей мы и сами становимся сложными.

Мы придумываем сложные виды отдыха. Поход на неделю норвежского интеллектуального кино, ретрит в Индию с погружением в осознанные сновидения, 10-дневная медитация с великим гуру. И забываем, что если мы день работали головой, то нужно сесть в машину, уехать в лес и копать. Простые вещи: ремесло, рукоделие, прогулка на свежем воздухе – отрезвляют ум, очищают душу. А главное – с ними мы отдыхаем. Я ходила на неделю норвежского интеллектуального кино. Это было здорово! Но отдохнула я дома, вышивая крестиком.
Мы придумываем сложные ритуалы на Колесо года, забывая, что с душой зажженная свеча иногда дает нам больше сложных плясок под луной.

Мы постоянно думаем о том, как бы духовно развиться, но забываем, что духовность живет не в Индии, не в сложной медитации и не в интеллектуальном кино. Духовность для меня – это осознанность в простых вещах. Когда я просто делаю ужин, с любовью думая о домашних. Когда я просто убираюсь в доме. Когда я просто вышиваю или просто зажигаю свечи с наступлением темноты. Для меня магия в том, чтобы смотреть на луну и видеть, какая она удивительно красивая, а не в произнесении сложных слов или взмахах руками. Я с удовольствием поеду на ретрит в Индию, но я не уверена, что там я найду больше духовности, чем в рассказах бабушки о детстве в деревне. А мысли, которые приходят ко мне за мытьем посуды, иногда намного полезнее, чем часовые медитации.

«Бог живет в мелочах», – говорил Густав Флобер. А я добавлю: Бог живет в простоте. Там, где просто, там, где тихо, и там, где работается руками, живет духовность. Не забывайте о простых вещах. Они намного важнее сложных.

Аня Духарева
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 30.06.2017, 21:07
  #39   
Блин.... я хочу стать леди.
Вот прям шарах, чтобы внезапно и леди. Не знаю, ну там утром проснуться, знаете, потянуться в постели как ни будь красиво, вздохнуть, повернуть голову и увидеть поднос с горячим кофе. Увидеть, и не заорать мужу - эй, ты че, с ума сошел, я же могла расхерачить это все на себя. Нет, не так. А как в роликах про нескафе - счастливо улыбнуться, укутаться в красивый шелковый халат и с блаженной улыбкой, начинать его потреблять.
Так это должно начаться, да?
А может это должно начаться, когда я приду на какой ни будь торжественный прием и там фуршет и я буду ходить и делать вид, что еда мне не интересна, буду брать бокал вина и пить его и разговаривать о каких - то умных вещах. И на мне будет платье в пол, и каблуки, и колье....
А может начнется с малого? Я буду отовариваться в дорогих магазинах, брать тележку на входе, складывать туда продукты с томным видом и грунт для рассады домашних цветов и лопатку такую специальную. И все это мне из тележки в машину погрузит специальный мальчик. И я опять же на каблуках....
Но пока это только в планах.
До фуршета я не доехала, до дорого магазина тоже. Но я доехала до базара. И там.....
У меня же больная спина.
Но это когда ты леди, то больная спина и базар вещи не совместные.
А когда ты сука не леди и ты попала на рынок, а второй раз на него когда ты еще попадешь?
И ты из леди превращаешься в лошадь.
И тащишь.
И думаешь - ****....
Лечиться то сука дороже встанет.
Да, ты думаешь так, а сама говоришь - дайте два цыпленка. Нет. Четыре.
Бля.... ты же не дотащишь.
А она уже взвешивает.
Дотащишь.
Должна дотащить.
И еще кукурузу.
И буженину.
А тут еще тетя мужа. Она терпеть меня не может.
- Ой, Валечка.
А я вся уже в пакетах, только зубы сводобны.
- А ты опять поправилась.
Сука.
Лучше отойди, а то я укушу тебя. Я же не леди.
- А мне пофигу, ответила я и пошла ****, пока спина не отвалилась. Пока еще чувствую могу тащить.
Повезло тебе старая дура, что у меня спина больная. Если бы я могла еще хоть пять минут с тобой постоять, я бы тебя укатала, потому что я прям ну совсем не леди
Но могла бы ею стать. Могла бы....
Мне главное базары не показывать и мясо. И сволочей всяких. И я тут же заледею, вот увидите.
Прям мгновенно.

Валентина Пахман
Предметы и подарки Букет ирисов - Шпилька
Старый 30.06.2017, 22:43
  #40   
На злобу и зависть дня, так сказать)))
Автор была на отдыхе, это зарисовки в стиле "о чем вижу, о том пою"
Мне понравилось)))

"– Не получается! – говорит один запыхавшийся маленький мальчик другому, постарше.
Трижды он пытался нырнуть, и трижды его выталкивало на поверхность. Он стоит по пояс в воде и обижается на море.
– Камней надо в плавки насыпать, – с серьёзным лицом советует второй. – Они тебя на дно потянут. Там ты их вытряхнешь и обратно всплывёшь.
Младший покусывает губу, не до конца убеждённый в действенности этого способа.
– Водолазы так делают, – небрежно говорит старший.
Мальчик поднимает на него недоверчивый взгляд:
– Водолазы? В плавки?
– Работа у них такая, – строго говорит второй.
Замолкает и мечтательно смотрит в сторону горизонта, словно прозревая где-то там вдалеке сосредоточенных водолазов, зачерпывающих из мешка по пригоршне нагревшихся камней и с привычным вздохом оттягивающих резинку.

– Сёма, я толстая?
– Нет.
– Сёма, скажи правду – толстая?
– Нет!
– Сёма, ты врёшь! Я же вижу: ноги толстые. А вот это – вот это что?! – брезгливо оттягивает кусок своего спелого бока.– Фу! Жир!
– Дура, – любовно говорит низенький плешивый Сёма. – Это сало! В нём вся красота!

Вода у берега зелёная, за буйками синяя, возле самого дна золотистая, и где-то сверху болтаются недоваренные ноги купальщиков.
– Ванюша, Ванюша! Не писай в море!
– Почему, баба?
– Тебя рыбка укусит! Писай вот тут, на песочке!
– А тут я его укушу, – хмуро говорит мужик, обгоревший так, что выглядит беглецом из преисподней. – Я тоже рыбка. Рыбка дядя Игорь.
Бабушка подхватывает Ванюшу на руки и, бормоча о ненормальных психах, скачет к уборным.

Песок серый, камни колючие, но по морю вдалеке бежит маленький белый барашек, отбившийся от стада, и взрослая волна, сжалившись, выносит его к своим. Он трясёт курчавой головой и вместе со всей отарой рассыпается в брызги вокруг хохочущих детей."

Елена Михалкова.
Предметы и подарки Значок Уточка - Snegurochka


Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

vB-коди Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.


Часовой пояс GMT +4, время: 07:01.


Powered by vBulletin® Version 3.8.9
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Realax Forums 2007-2024