LiFe PRO
Элли Флеки готовилась умирать этой ночью. Старое тело больше не нуждалось в тепле и ласке, зажатое клешнями рака больное сердце уже не хотело биться, душа была готова уйти к Богу, который ее позвал. Облаченная в белоснежную ночную рубашку, с заботливо уложенными накануне в затейливую вечернюю прическу волосами, Элли Флеки выглядела готовой к встрече с ангелами. Позвонив сыну и предупредив его насчет завещания, она улеглась в постель и сложила руки на груди, чувствуя, как все медленнее бьется сердце.
За окном шел дождь, и Элли Флеки оставалось всего лишь пара часов до самого большого разочарования в жизни.
Скрытый текст
Про злого гения.
Алама,
знаю, ты будешь меня казнить и называть бесхарактерной дурой, но я так и не бросила курить. Эта дерьмовая жизнь – я боюсь просто сойти с ума, отказавшись от привычной сигаретки перед завтраком, обедом и ужином. И тем более! Сегодня поеду в Тревеглер, чтобы встретиться с Ним, я тебе уже писала, какая это большая шишка, и руки дрожат, и как тут не закурить, чтобы успокоиться? Варвен, конечно, заливал мне вчера о том, какая это большая честь – ухаживать за противным стариканом с кучей гениальных идей в черепушке, но мне как-то все равно слегка не по себе. Король умер, да здравствует король, да? Повезло на самом деле Ему – я оказалась рядом в момент, когда корифея шарахнул инсульт. Естественно, и записывать мемуары он теперь доверит только мне – ведь ни один из стоящих зевак не полез делать старому хрычу искусственное дыхание. Блин, что-то я разошлась. Вчера говорила с собой весь день – репетировала реплики перед зеркалом, настраивала диктофон, выбирала платья, брюки, блузки – и почему только у меня нет нормальной одежды без выреза?! Варвен строго дал понять – Он всех женщин считает шлюхами подзаборными, и, если я хоть миллиметр ниже шеи обнажу – выгонит прочь.
На скопленные бабки я купила в магазине два платья. С закрытым горлом, черное и серое, оба похожие на одежды монашек. Будем надеяться, дело того стоит. Варвен сказал, заплатят хорошо, более того, мое имя будет на обложке книги – знаешь, подруга, кажется, я наконец-то получу то, о чем мечтала!
Получишь письмо – перезвони обязательно на телефон или в Quype, я хочу тебя кое о чем попросить.
C уважением,
Ноталайя Волсова.
Про кулинарию.
Главное в авторском деле – старание. Но не механическое переписывание и исправление, а именно умственное старание, направленное на совершенствование навыков, укрепление базиса и создание качественной и оригинальной надстройки – всего того, что делает простого автора писателем, а состоявшемуся писателю помогает стать успешным. Если мы оглянемся назад, на опыт наших предшественников-классиков, легко будет заметить одну немаловажную, но очень простую при более близком рассмотрении истину. Все они постоянно находились в процессе творческого поиска. Искали слова, подбирали фразы, переписывали с разных точек зрения ключевые сцены. Творческий поиск – это как кулинария – ты постоянно наталкиваешься на разные вкусности, постоянно пробуешь на язык что-то новое, и постоянно смешиваешь знакомые ингредиенты в попытке изобрести какой-то невероятный рецепт.
Многие из нас, впервые взявшись за перо (виртуальное или реальное), часто бывают напуганы тем количеством «а это уже было», которым встречают их более опытные коллеги. Вспомните, сколько раз вам на глаза попадалась эта фраза. «Ничто не ново под луной». Все слова сказаны, все ноты спеты, все знаки расставлены, все персонажи уже когда-то были созданы. Не могу сказать, что это не так. Отчасти все они – все мы, ибо давайте уже будем причислять себя к пишущей братии, - правы. Однако в литературе, как и в истории, есть свои белые пятна, свои подводные течения и воздушные ямы, в которые не сможем пока заглянуть не только мы, но и наши дети, и возможно даже, наши внуки. Если говорить с астрономической точки зрения, то письменность вообще только-только зародилась. Человечество еще само не до конца осознало, что оно изобрело, начертив однажды на камне закорючку и назвав ее «алеф». В масштабах Вселенной мы даже не грудные дети, мы – эмбрионы, в мозгу которых только-только шевельнулась первая, еще не разумная, а больше инстинктивная мысль.
Моя теория, с которой я вас на этом курсе познакомлю, состоит в том, что творчество – это не продукт разума, а такое же чувство, как голод, жажда, удушье и боль. На протяжении ста сорока четыре часов лекций и двухсот часов практических занятий я буду вам это доказывать.
Про эзотерику.
Цоканье каблуков отдавалось в стенах собора Святого Матея гулким размеренным метрономом. Епископ Фломинг шел впереди, Мартеран семенил следом, оглядываясь, почти озираясь вокруг, ибо великолепие тысячелетнего здания не могло не поразить даже искушенного зрителя. Фрески с изображениями Пилатова Вознесения и Успения Богородицы – десять на пять метров каждая, выставленная за стеклом икона покровителя собора, плачущая кровавыми слезами вот уже семь лет, великолепные работы древнерусских художников-иконописцев, подаренные собору одним из российских богатеев – просто так, потому что захотелось – все это вводило Мартерана в священный трепет, но тряслись руки и подгибались колени не из-за этого.
Следуя за Фломингом, величаво плывущим к исповедальне, он ощущал тонкий аромат мирры, исходящий, как он знал, от забинтованных рук священника. Все знали, что с тех самых пор, как икона Святого Матея начала кровить, епископа доводил до изнеможения лукавый. Из кельи днем и ночью в течение вот уже семи лет доносились звуки размеренных ударов металла о плоть – Фломинг неистово хлестал себя железной цепью с крючьями, пытаясь страданиями тела облегчить страдания души. Пять стигм появились на его теле одна за другой – на руках, ногах, и две неглубоких на лбу – там, где в чело Пилата впивался шипами терновый венец.
Мартеран был католиком. Он ходил в церковь каждое воскресенье, не прелюбодействовал и держал пост, но даже в самом глубоком своем веровании в Бога не смел признаться себе в том, что тот действительно существует. Получив от начальства информацию о том, что освидетельствовать Фломинга придется именно ему, Мартеран слегка струхнул. Даже сам себе боясь признаться в том, чего он больше хочет: объявления стигм священника шарлатанством и надругательством над духовными ценностями или того, что раны Пилатовы могут оказаться настоящими, он уж тем более, не признавался в этом никому другому. Медицинский чемоданчик и так казался кощунством в стенах Дома Божия.
Мартеран сжимал потными ладонями кожаную ручку и шептал про себя слова молитвы.
Исповедальня была совсем близко.
Про блудниц.
— Эй, крошка Рини! Сколько ты сегодня возьмешь за перепих с перетрахом?!
Проститутки зашлись гоготом, приваливаясь к стене дома и друг к другу, смазывая помаду и румяна об обнаженную плоть и пахнущую сексом и дешевыми духами одежду.
— Все зависит от твоего времени и возможностей, красавчик! – крикнула та, что звалась Рини – дебелая шлюха в короткой, едва прикрывающей ягодицы юбке и прозрачном топе, демонстрирующем прохожим татуировку на левой груди. – Сотню, как обычно, при условии, что не позовешь, как в прошлый раз, своих дружков.
— Тебе не понравился хоровод, детка? Я думал, ты так стонешь от кайфа. Ты так вертелась подо мной, что я едва не сломал себе член.
— Ублюдок. – Шепот Рини услышала только та из девушек, что стояла совсем рядом. = Ты же знаешь, Петр, я все тебе прощу за лишнюю сотню! – крикнула она уже громче. – Ты – моя любовь!
Товарки загоготали снова, испугав чинно переходящую дорогу пожилую пару. Старики спорхнули с тротуара как испуганные птички – маленькая щуплая женщина в красном пальто и заботливо поддерживающий ее под руку пожилой мужчина в шляпе. Проститутки проводили их демарш непристойными выкриками.
- Э, старикан, не пугайся, твой стручок в безопасности! – сквозь хохот выдавила соседка Рини. – Веди свою бабулю дальше!
— Безобразие, - процедила сквозь зубы женщина.
— Безоргазмие, бабуля! – паясничали проститутки. – Безоргазмие!
Пару провожали улюлюканьем и свистом до самого угла. Клиенты не торопились – ждали, пока девочки не наиграются вдоволь, курили, перебрасывались фразами, ковыряли обломками обгорелых спичек в зубах. Старик обернулся, желая, видимо, что-то сказать напоследок, но Рини, заметив это, подмигнула товаркам – и вот уже взорам ошарашенных прохожих предстали добрый десяток отвисших трясущихся грудей.
— Ну, иди сюда, мой седовласый львеночек! – взвизгнула, одна из девушек, - Я тебя приласкаю!
С возмущенным выражением лица старик отвернулся, и пара исчезла за углом. Представление кончилось.
— Рини! – позвали нетерпеливо. – Идем, дела ждут!
Девушка спустилась с тротуара на проезжую часть, изящно помахала подругам наманикюренными пальчиками.
Больше она их не видела.
Про ненависть.
Алама,
я не смогла больше ждать. Ты не отвечаешь на звонки, не пишешь, хотя письмо мое прочитала, в чем дело? Боюсь, я долго не смогу воспользоваться Интернетом – завтра мы с Ним уезжаем в Гардарион, в какой-то русский университет, читать лекцию. Конечно, лекцию будет читать Он, мое дело – протоколировать гениальные мысли и ловить удачные фразы – чтобы потом Он мог использовать их в других своих выступлениях. Кажется, я постепенно начинаю понимать, почему у Него нет семьи. Алама, тебе стоит радоваться, что я курю – иначе бы взялась нюхать или колоть какую-нибудь гадость, чтобы не спятить.
Я знала, что Он никогда не был самаритянином, что всегда, с самой первой строчки самой первой своей книги он видел в читателе тупое животное, коняку, которому он, хозяин, пришел скормить сахар с руки. Он харкал в читателя каждым словом своего очередного шедевра, смеялся и издевался над ним, заставляя, как Кнут из сказки о Горном короле, плясать под свою дудку, и знаешь, я могу поклясться, что каждый из тех, кто якобы до безумия любит творчество Виктора Черномира – мечтает свернуть ему шею.
И я ненавижу его. Ненавижу глаза, глядящие на меня исподлобья, прожигающие меня насквозь, как лазерные лучи. Ненавижу голос, гнусавый, лишенный эмоций, но говорящий жуткие слова, которые то повергают меня в истерическое веселье, то доводят до депрессии, от которой нет спасения – только смерть. Он спит со мной. Нет, у нас нет секса, но он требует, чтобы я спала в его комнате, с ноутбуком на коленях – вдруг среди ночи в его мозг шарахнет какая-нибудь гениальная идея.
Я прочла рукопись его еще не дописанного романа. Это – лучшее из всего, что он создал. Я плакала и смеялась, как истеричка, пока читала, и возненавидела Его после прочтения еще сильнее – ибо он требовал, чтобы я читала при нем, про себя, но повернувшись лицом прямо к его креслу. Он наблюдал за каждым выражением моего лица, Алама! Делал пометки, перечеркивал диалоги, если казалось, что эмоций недостаточно или наоборот, больше, чем нужно.
Я увидела сегодня свой первый чек. Нулей в нем было не больше, но и не меньше обещанного, но это почему-то не принесло мне радости.
Я пойду, впереди еще одна ночь с Ним. Если решишь написать – пиши СМС. Я очень тебя прошу, откликнись! Мне очень тебя не хватает.
С уважением,
Ноталайя Волсова
Про смерть.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей было неспокойно».
Нет, не так. Слишком выспренно для начала. Как всегда, когда надо сдать материал через час, в голове кавардак. Еще кофе и, может быть, сигарету. Так, ясность мысли, отбрасываем ненужное, и…
«Эта ночь в квартале Красных Фонарей запомнится надолго».
Да уж, запомнится. И почему только написать эту хрень доверили мне? Черт, кажется, одна из них мне знакома. Да, точно, точно. Если бы фотография была чуть покрупнее! Надо будет спросить у Васино, но, кажется, так и есть. Та блондиночка, как ее звали? Кажется, Лика. Или Лина.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей произошло ужасное преступление».
Ужасное. Но не преступление, факт. Я бы сам за такое головы бы оторвал. И все это из-за проклятых законников. «Дадим проституткам право легально зарабатывать на жизнь! Сделаем шаг навстречу попавшим в беду женщинам!» Ну конечно, попали они в беду. Каждый день – новый мужчина, каждый день – секс, да еще и деньги за это платят, в чем проблема-то? Это ты тут в четыре утра не жравши садишься за стол и кропаешь материал для колонки на последней странице, за которую тебе ни хрена не заплатят.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей толпа забила камнями жриц свободной любви».
Кажется, нормальное начало. Жрицы любви, да. Шлюхи. Туда и дорога.
Про незнакомку.
Заходишь в здание. Тебя не должны видеть – ты слишком заметна, слишком привлекаешь внимание для того, чтобы остаться в памяти и вызвать потом какие-то ассоциации с той, другой, которая займет твое место чуть позже.
Подходишь к стойке ресепшна, наклоняешься к администратору чуть ближе, чем положено, обдавая запахом парфюма – еще ближе, так, чтобы она почувствовала себя неудобно от такого навязчивого соседства с представительницей своего пола. Вдавливаешь пальцы в стойку.
— Добрый день. Могу я получить кое-какую информацию?
Нервная улыбка озаряет ее лицо – гетеросеки, мать вашу, что ж вы так шарахаетесь от нормальных людей? Наклоняешься еще ближе – кажется, еще секунда, и девушка завопит о том, что ее насилуют прямо на рабочем месте.
— Добрый. К сожалению, частным лицам информацию не выдаем. Всего хорошего.
— Я представляю организацию… - выдаешь быстро и коротко название, состоящее из непроизносимых аббревиатур. Показываешь отпечатанную на цветном принтере корочку с золотистым тиснением – просто так, чтобы что-то показать. – Вот мой ордер на обыск номеров. Мне нужен Виктора Черномир.
— Не могу помочь.
Ее рука ныряет вниз, под стойку – готова нажать кнопку и вызвать охрану, которой и так здесь ошивается в избытке. Замираешь. Отстраняешься, снимая напряжение и понижая степень накала между вами. Задерживаешь взгляд на ее груди – пусть понервничает напоследок.
Улыбка. Кивок.
— Ничего страшного. Извиняюсь, что отняла время.
Размазанный по стойке микроскопический жучок начинает записывать данные сразу же, как его перестает согревать тепло твоей ладони.
Про воскресение.
Элли Флеки очнулась в морге. Ее руки были крепко связаны, голова – обмотана бинтом, придерживающим челюсть, голое тело накрывала белая тонкая простыня, под которой дряблое тело моментально покрылось мурашками. Двое практикантов, судя по голосам – молодых парней, стояли прямо над ней и рассуждали о том, от чего она умерла.
— Что там Ольховск говорил? Плоскоклеточный рак шейки матки, метастазы в плевру, по TMN-классификации – полный капец. Они даже реанимацию не стали проводить, когда сердце остановилось – по закону нельзя. Но, говорят, случай интересный. Ольховский сказал: классический. Значит, будет и первичный очаг, и метастатические, и куча недифференцированных клеток в срезах. Что, возьмем ее?
Элли поняла, что Бога не будет. И ангелов не будет. Более того, она поняла, что и смерти в ближайшее время ей точно не придется ждать.
Когда она зашевелилась, одного из студентов хватил инфаркт.
Про Бога.
Епископ положил на стол точеные руки и поднял глаза на Мартерана. В голосе его звучала спокойная сила, в глазах светились уверенность и легкое торжество.
— Я надеюсь, теперь вы удовлетворены и уверовали, Мартеран, - сказал он, намеренно, как казалось тому, избегая обращения «сын мой». – Можете так же взять кровь, истекающую из глаз Святого, если вашей организации так угодно. Я не буду мешать.
Мартеран опустил лицо долу, скрывая эмоции и мысли.
— Я думаю, этого не понадобится, епископ Фломинг, - сказал он, так же намеренно отказываясь от общепринятого обращения. – Ваши раны – стигматы. Я, как эксперт, свидетельствую о том, что это на самом деле так.
— Вы ведь не верите в Бога, Мартеран. Не верите настолько, что пришли ко мне на исповедь с медицинским чемоданом в руках и страхом в сердце.
Мартеран поднял взгляд и устремил его на священника. В голосе его прозвучала легкая горечь.
— Я не могу верить в Бога, епископ, - сказал он. – Если Бог есть, значит, существует и Ад, а мне бы очень не хотелось туда попадать.
Они оба одновременно поглядели в окно, за которым неудержимо лил дождь.
— Хотел сегодня с внуком сходить в парк, - неожиданно даже для себя произнес Мартеран. – А тут дождь. Система климат-контроля все чаще и чаще такие трюки выкидывает.
— А может, Богу неугодно, чтобы люди вмешивались в то, во что им вмешиваться не положено, - заметил священник совсем просто, так, словно и не вещал пару минут назад голосом оракула. – Не прыгали выше головы. Не совершали глупостей и не лезли туда, куда им путь заказан.
Мартеран помолчал.
— Зачем же тогда Бог дал нам разум, волю и науку, как оружие? – спросил он. – Чтобы постоянно ограничивать свободу? Чтобы раз за разом напоминать нам, что мы – твари, не имеющие ничего своего, ведь даже душа дана нам свыше?
— Гнев – от Лукавого, сын мой, - печально сказал епископ, разглядывая свои лежащие на столе руки.
— Это не гнев, святой отец, - стыдливо склонив голову, ответил Мартеран. – Это бессилие. Обида, может быть. Я люблю Бога. Но любовь сына к отцу и любовь собаки к хозяину – разные вещи, не правда ли?
И они оба надолго замолчали.
Про секреты.
Ее волосы пахнут жасмином, и ты задыхаешься от этого терпкого запаха, сидя за столиком на противоположном конце зала. Она не глядит по сторонам, лишь на экран планшета, на котором постоянно что-то чертит тонким пером. Черномир с ней рядом кажется столетним старцем, но ты-то знаешь, что этому энергетическому вампиру едва ли больше шестидесяти – совсем еще не старый по меркам современности. Ты делаешь вид, что пьешь кофе, помешиваешь ложкой напиток, но взгляд то и дело возвращается к ее лицу, обращенному вниз, к его выпрямленном спине, к их губам, которые поочередно произносят одни и те же слова.
«Пишу».
«Пиши».
Тебя интересует, очень интересует, что же такого они там пишут, но ты не решаешься сдвинуться с места и приблизиться – слишком боишься привлечь внимание, спугнуть его, Черномира, вдохновение. Кажется, она пишет его книгу. Кажется, она его смертельно ненавидит, иначе почему же так боится поднять взгляд от дисплея, на котором (ты видишь это краем глаза) мелькают буквы и какие-то геометрические фигуры. Ты бросаешь взгляд в окно.
Дождит. Климат-контроль окончательно спятил. Ты кивком просишь официанта принести свежую газету, разворачиваешь ее, шелестя только что разрезанными страницами, углубляешься в чтение.
Тебе нужно только подождать. Они уйдут, и тогда между тобой и Виктора Черномиром не останется секретов.
Про секс.
Современная литература в том виде, в котором мы привыкли ее понимать и принимать, постепенно исчезает. Ее место занимает другая, новая литература, не такая примитивная, как та, что была до нее, но более телесно-ориентированная, направленная на секс, как обыденность нашей жизни, и физиологические потребности, как равные духовным. Если мы с вами оглянемся на пару сотен лет назад, литература покажется нам ханжеской. Читатели того времени мастурбировали интеллектом, заставляя себя сублимировать сексуальные потребности через удовлетворение других потребностей – эстетических. Философствование, как пережевывание одной и той же мысли в течение пятисот страниц какой-нибудь эпопеи прошлого, мудрствование, как еще одна попытка напрячь одним центры мозга так, чтобы возбуждение достигло совсем других – и каждый из нас понимает, что, в сущности, то время было временем ничуть не более развращенным, нежели наше. В конце тысячелетия мы уже не боялись называть половой контакт сексом на страницах книги для подростков, наши герои рассуждали о размерах гениталий и позах эротического лотоса, не скатываясь из художественной литературы в порнографическую. Что же касается новейшей литературы, то здесь, думаю, анализа и не требуется. Реальность такова, что на одну книгу, не содержащую эротических сцен, приходится двенадцать с таковыми. Возможно, те, кто ратует за отмену рейтинга в книгах, правы. Формалитет формален, простите за каламбур. Нет нужды скрывать от глаза ребенка то, что и так ему открыто.
Как мы видим, одна из функций современной литературы – удовлетворение сексуальных потребностей человека. Желание почитать о сексе – одна из ступеней в современной пирамиде интеллектуальных потребностей. Половое сношение само по себе удовлетворяет только низшую, физиологическую составляющую человеческой личности, я бы даже сказал, животную. Только смешанное с мыслительным удовлетворением удовлетворение физическое может сделать человека вашим постоянным читателем. Вывод – пишите о сексе!
Про второй шанс.
Элли Флеки не оставляла надежды умереть. И хотя врачи, которых вокруг нее стало слишком много, наперебой вещали о чудесном спасении, Элли знала – смерть ходит рядом. Смерть совсем близко. Смерть ждет.
Врачи сказали ей, что рак отступил. Что в ее организме произошел какой-то сбой, и новая, молодая и здоровая ткань стала замещать поражённые опухолью участки органов. Элли Флеки не только стала выздоравливать, она еще и молодела. И это ей не нравилось.
Профессор, который намеревался ее оперировать, теперь уже затем, чтобы взять образец этой новой ткани, говорил о том, что имя Элли останется в памяти потомков на века. Все ходил по палате, размахивал руками и вещал о прорыве в области лечение онкологии, продления жизни и прочих философских, а потому далеких ей истинах. Облаченная в красивый халат с узорами в восточном стиле Элли Флеки неожиданно даже для самой себя оказалась сидящей в огромной холодной зале под прицелами фотокамер и видеоаппаратуры, с микрофоном, жадно глядящим прямо в ее беззубый рот и с тысячью глаз, пожирающей каждый сантиметр ее дряблого старческого тела.
— Расскажите нам, Элли, расскажите! – требовали от нее молодые наглые голоса.
Рассказывать было нечего, но рассказа ждали, и, зябко кутаясь в шелковый халат, Элли начала придумывать.
Про неудачу.
«Феномен Элли Флеки не имеет прецедентов в науке. Человек, умирающий, более того, умерший от злокачественной опухоли, пришел в себя на столе морга непосредственно перед вскрытием. Пока рано делать окончательные выводы, но из достоверных источников известно – Элли Флеки не только жива, но и стремительно выздоравливает!
80-летняя уроженка небольшого городка Мегион на южной оконечности Материка и не думала, что судьба подарит ей второй шанс. Как говорит сама Элеонора Флеки, «не верю до сих пор, что я зашевелилась. Думала уж, меня искромсают». Профессор Ольховск, ведущий эту необычную пациентку вот уже тринадцать лет, вспоминает, что с самого начала он был уверен в том, что Элли осталось жить совсем немного. По его словам, опухоль была настолько злокачественной, что росла не по дням, а по часам. «Видимо, у этой женщины есть собственный ангел-хранитель. Вот только в Бога она не верит».
Мне удалось краем глаза взглянуть на извлеченную из тела Элли Флеки опухоль с куском ткани, которая, как говорят, сможет излечить от рака все человечество. Кусок мяса в стеклянной колбе с физиологическим раствором, помеченный торопливой наклейкой «Эл. Ф.». Скажу вам, совсем не похоже на лекарство. Но кто сказал, что пилюля будет сладкой?»
Господи, скажите мне, как я мог не увидеть, что «Эл» и «Ф», стоящие рядом, образуют слово «эльф»?!
Про искусство.
Алама,
наверное, я больна. Вот уже несколько дней меня преследует ощущение, странное и неприятное. За нами наблюдают, и я это отчетливо чувствую. Как прикосновение перышка к кончику носа.
Мы с Черномиром ходили в кафе, и он рассказывал мне о своем новом произведении. Это научная фантастика, и замысел настолько глубок, что на какой-то момент, ошеломленная представшей перед мои мысленным взором картиной, я ощутила себя на краю бездны.
Прочти строку выше, Алама, узнаешь ли ты меня за этим пафосным набором штампов?
Сказывается Его влияние, Его воля, Его личность. Он подавляет меня, придавливает своей колоссальной интеллектуальной массой, своим «Не надо просторечий», своим презрительным (о да, теперь Черномир этого не скрывает) молчанием в ответ на мою фразу, построенную не по канонам художественной, литературной речи. Я записываю его заметки о «самой великой книге на Амазии» вот уже две ночи подряд. Мы не спим, он – потому что старикам не нужен сон, я – потому что он мне этого не позволяет. Черномир увеличил мой гонорар, теперь я могу позволить себе гораздо больше, чем раньше. Вот только бы еще выйти из тюрьмы, в которую я себя добровольно заточила…
Алама, я бы очень хотела, чтобы ты нашлась. Кроме тебя мне не с кем поговорить о том, что со мной происходит. А мне это так нужно. Пожалуйста, ответь.
С уважением,
Ноталайя Волсова.
Про деньги.
— Эй, крошка Рини! Сменила адрес, но не сменила род занятий? Сколько возьмешь за час с меня и моего дружка?!
— Если дружок и ты по очереди, то как обычно, а если вместе – то вдвое дороже, ты же знаешь.
Клиенты ковыряли спичками в зубах и разглядывали проституток с видимым безразличием – новую стайку экзотических птичек, поселившуюся чуть дальше того места, где недавно погибли их товарки. Рини, дебелая проститутка в шортиках, едва прикрывающих ягодицы и топе, обнажающем соски, вскинула голову и тряхнула длинными, заплетенными в сотню африканских косичек, волосами. Деньги ей были, жуть, как нужны. Плохо только, что и клиенты об этом знали, и поэтому могли позволить себе постебаться.
— Мне кажется, ты слегка пахнешь дымком, крошка, - подали голос откуда-то из припаркованной у секс-шопа машины. – Держу пари, тебе хочется поговорить с кем-то о том, как поубивали твоих подружек. Может, организуем сеанс групповой терапии?
Рини отвернулась, чтобы не видели заходивших под кожей желваков.
— После пережитого во мне столько адреналина! – сказала она, уже овладев собой. Рука скользнула к груди и легко ее погладила. – А вдруг это мой последний раз, м?! Ты просто не представляешь, как мне хочется выплеснуть накопившееся напряжение!
— Кажется, крошка Рини хочет большого траха! – заметил один из клиентов. – Негоже отказывать девушке в трудную минуту! Поехали!
Грубый мужской смех провожал ее до очередной машины.
Про конспирацию.
Мартеран не знал, кто эта девушка, и почему она так навязчиво и почти не отрывая взгляда, смотрит на посетителей за столиком на другом конце кафе. Но на приходила сюда каждый день, в то же время, когда забегал выпить чашку обеденного кофе он, и помимо воли Мартеран обратил внимание. А обратив, уже не мог заставить себя не замечать ее.
Те двое, пожилой седовласый мужчина и девушка с хмурым и потому несколько неприятным выражением невзрачного лица приходили довольно часто. Он говорил, она записывала. Властный голос, в котором Мартерану изредка слышались нотки нетерпения, позволил ему сделать вывод о том, что старик привык командовать. Иногда голос звучал жестко, иногда еще жестче, но никогда с нормальными человеческими интонациями, и он недоумевал – почему спутница старика позволяет с собой так обращаться? Но потом взгляды Мартерана и девушки встретились, и он увидел в ее глазах такую пустоту, что содрогнулся. Казалось, девушка всецело находится под влиянием своего спутника. Она послушно писала, перечеркивала, опускала голову, когда старик тихо, но очень отчетливо начинал ей выговаривать, но ни разу не подала голоса и не попробовала возразить.
Мартеран потерял к ней интерес сразу же, как обнаружил слежку.
Он был почти уверен в том, что не ошибся с определением. Вторая, та, что приходила чуть раньше и уходила чуть позже, была связана с этими двумя незримой нитью. Заказывала баварийский завтрак, медленно жевала сосиску и накручивала на зубчики вилки спагетти, запивала холодным зеленым чаем. И смотрела. Сканировала. Изучала старика и его спутницу, как биолог изучает под микроскопом редкое животное.
Мартеран удивлялся, как это они ее не обнаружили. Но старик всегда сидел спиной к залу, а значит, не мог видеть, а девушка с пустыми глазами, казалось, не замечает ничего вокруг. Он стал приходить чуть позже, чтобы понаблюдать за той, которая сама за кем-то наблюдает. Разглядывал ее пальцы, барабанящие по скатерти, ее профиль, ее волосы, рассыпающиеся по плечам.
Мартеран и сам не понял, когда влюбился. Должно быть, в какой-то момент он потерял бдительность, и стал разглядывать девушку слишком откровенно. Выходя из кафе, он не обратил внимания на тень, отделившуюся от стены и последовавшую за ним до машины, и, только открыв дверь, осознал, что к нему кто-то обращается.
— Итак, зачем вы следите за мной?
Про ЭльФ.
Профессор: Если говорить о гистологической структуре исследуемого образца, то могу с уверенностью заявить – ни с чем подобным ранее наука не встречалась. По внешнему виду ткань ЭльФа напоминает нервную, однако, в отличие от нейронов, эти клетки способны к активному размножению. Жизненный цикл определяется законами жизненного цикла стволовых клеток обновляющейся популяции, что подтверждает гипотезу о происхождении ЭльФа из ткани злокачественной опухоли.
На экране – слайды с изображением препаратов – плоскоклеточного рака шейки матки (биоптат Элеоноры Флеки) и клетки ЭльФа (ее же). Видна разница между хаотичной организацией опухолевой ткани и упорядоченной структурой ЭльФа.
Профессор: ЭльФ проявляет ярко выраженные фагоцитарные свойства, причем активность обнаружена только в отношении атипических, раковых клеток. Довольно большой участок первичной опухоли был поглощен всего за неделю, причем замещение тканью ЭльФа пораженных участков положительно сказалось и на ощущениях пациентки (уменьшились боль и кровоточивость), и на общей функциональности тканей. Улучшились процессы клеточного обмена, исчезли послеродовые рубцы, закрылись участки эрозированной поверхности.
На экране – слайды с изображением снимков шейки матки Элеоноры Флеки в момент последней кольпоскопии и накануне конференции. Отчетливо видны эрозия и крошащиеся раковые ткани с точками крови на левом снимке. На правом ничего этого не наблюдается.
Профессор: Говорить о чем-либо определенном пока рано, но все анализы показывают невероятную способность стволовых клеток ЭльФа к дифференциации. Он способен заместить практически любую ткань организма, справиться с любым типом раковой опухоли в короткие сроки. И ЭльФ, что важно, не вызывает никакой реакции иммунного ответа, так как является порождением клеток организма. Мы поместили образец в питательную среду, чтобы вырастить культуру. Будем проводить исследования. К сожалению, Элеонора Флеки после выписки отказывается сотрудничать с нами, так что будем иметь дело с тем, что у нас уже есть. Могу сказать одно – за ЭльФом наше будущее.
Про поворот.
В старой церкви было тихо. Только шум дождя, ударяющего в стекла, нарушал эту тишину, но к нему уже так привыкли, что практически не замечали. Даже плакала девушка совершенно беззвучно, уткнувшись лицом в саккос где-то в районе размеренно бьющегося сердца священника и обхватив его худощавое тело полными напудренными руками.
Возложив руку на голову пришедшей, епископ Фломинг стоял совершенно неподвижно столько времени, сколько ей потребовалось для того, чтобы прийти в себя и обрести дар речи.
— Вы должны помочь мне, пожалуйста.
— Чего ты хочешь, дитя?
— Я хочу уйти с улицы. Я хочу забыть всю ту жизнь, которую вела. Я хочу стать монахиней.
Рука, лежащая на волосах девушки, едва ощутимо дрогнула. Священник отступил на шаг и позволил себе, наконец, разглядеть ту, кто буквально упал в его объятья на пороге храма. Африканские косички, броская яркая одежда, туфли на каблуке. Косметики на лице плачущей девушки не было, но дряблая, словно присыпанная пеплом кожа говорила о роде ее занятий довольно открыто.
— Я работаю проституткой на улице, - сказала Рини, утирая слезы руками. – Я хочу начать новую жизнь.
— Ты веришь в то, что Господь наш Пилат может тебе помочь?
Она затрясла головой.
— В нем мое спасение.
Епископ Флеминг кивнул и вскинул руки.
— Бог с тобой, дитя! Я помогу тебе.
Рини сделала шаг вперед, и вдруг что-то красное полилось у нее по ногам.
Про птиц.
Птицы резали небо крыльями. Теряясь в потоках дождя, они пронзали тяжелые облака, накрывшие город плотным одеялом, и с криками устремлялись прочь, к морю. Редкие прохожие спешили укрыться от надоевших осадков в домах, машины прятали лица водителей за движущимися дворниками, власти разводили руками.
Стоя на мосту в тонком плаще, Элли Флеки готовилась умереть во второй раз. Глядя на нее, никто бы не сказал, что этой женщине – восемьдесят. Темные волосы волной спускались до плеч, лицо подтянулось и обрело контуры, во рту прорезались новые зубы.
ЭльФ менял ее изнутри, и за это она его ненавидела.
Ольховск увещевал ее все три недели после выписки. Задаривал комплиментами по поводу внешнего вида, показывал безупречные анализы, говорил о том, что ее имя запомнят в веках. Им нужен всего лишь еще один образец ткани взамен того, который вдруг стал хиреть и чахнуть, несмотря на все попытки накормить его питательным бульоном. Элли отказалась. Она знала, в чем дело. ЭльФу был нужен человеческий организм, был нужен рак, которым он мог бы питаться. Она помнила микробиологию. Существо, которое не может жить без хозяина, называется паразитом. И он живет в ней, перекраивая на свой лад ее, Элли, сущность, внешность и жизнь.
Элли стала замечать за собой ранее несвойственные ей привычки. Стала перфекционисткой, по два раза в день делала уборку, крахмалила воротники рубашек, вытирала раз за разом пыль. Она знала, что это проделки ЭльФа. Что то, что хозяйничает сейчас в ее организме, не может быть нормальным. Это пугало ее.
Она решила умереть, чтобы не позволить ЭльФу жить дальше.
Перебравшись через поручни, она встала лицом к каналу. Ветер трепал полы плаща, дождь мочил лицо, но Элли уже не обращала на это внимания.
Она сделала шаг вперед и полетела в бездну, не услышав полного ужаса крика, донесшегося с моста.
Про тайну.
В литературе непременно должна быть тайна. То, о чем молчит и сам автор, и его, даже самые умные, персонажи. То, что заставит читателя остаться с ощущением легкого голода после того, как закроется последняя страница. То, что поможет вам удержать накал страстей в сиквеле и не скатиться до банальной «сериальной» литературы. Искусство открыто концовки предполагает высокий уровень мастерства использования литературных приемов: вопроса, умолчания, многоточия и тени. И прежде, чем автор решится написать концовку открытой, он должен твердо определиться с тем, что он намерен скрыть, а что – оставить на виду, рассказать и показать читателю. Именно от баланса поданного сейчас и оставленного на потом и зависит читательский интерес.
Испытанный и не утративший актуальности прием – оставить читателя в конце книги перед вопросом. Получит ли он ответ на него в продолжении, это уже ваше дело. Статистика показывает, что книги, последняя фраза которых была вопросительной, продаются лучше и вызывают больший резонанс, нежели книги с утверждениями.
Умолчание, как таковое, тоже способствует привлечению читателя. Автор говорит о том, что о том, что читатель хочет знать, он поговорить позже. И читатель ждет этого «позже» при условии того, что и раньше он не скучал за перелистыванием страниц.
Многоточие – это… Это многоточие. Автор не договаривает фразу, не доводит до логического завершения утверждение и не додумывает мысль, позволяет читателю строить свои догадки.
Тень – прием, позволяющий снизить обонятельно-осязательные характеристики книги, вплоть до выключения модулей. Если читателю будет не доставать запаха и ощущения вашей книги, он обязательно к ней вернется.
Кажется, все так просто, не правда ли?..
Про экшн.
— Меня зовут Алама, - сказала девушка, и Мартеран подумал, что убийцы обычно не представляются, а значит…
— Мартеран. Джейинк Мартеран.
— Поехали, Джейинк, - сказала она, поведя головой. – Мы привлекаем внимание.
— Чье? – он завертелся в поисках источника угрозы, но девушка нетерпеливо потянула за рукав:
— Поехали же!
Машина тронулась, кафе осталось позади. Мартеран включил дворники, чуть прибавил температуру в системе мироклимата, направил теплые воздух на ноги. За те пару десятков шагов, что проделал он от двери кафе до автомобиля, дождь успел промочить легкие брюки. Да и девушка, стоя у стены в ожидании, промокла, судя по всему, насквозь.
— Куда едем?
— К тебе, - сказала она обыденным тоном. – Езжай в направлении дома, как только хвост отстанет, я выйду.
Он послушно включил поворотные огни и вырулил на магистральную рулежную дорожку. Включил подушку, отрывая авто от земли у ее конца, прибавил скорости и поднялся на второй уровень. На девушку, потирающую руки под струей теплого воздуха, он не глядел… старался не глядеть, как мог.
Выбравшись на уровень, автомобиль понесся по кольцевой, почти пустой в этот час. Мартеран почувствовал, что согревается, чуть ослабил силу потока. По крыше стучал дождь, легко скрипели дворники, и неожиданно его душу наполнило ощущение уюта. Или это потому что она была рядом?
— Девушка, которую ты видел в кафе – моя подруга. Старик с ней – Виктора Черномир, писатель. За ним охотятся плохие люди, но присутствие моей подруги, которую я охраняю по приказу одного очень влиятельного лица, им мешает. И мое тоже, поэтому они всеми силами пытаются убрать меня с пути. Однако у них не получается. Пока.
— Черномир? – удивился Мартеран. – Я читал его книги, но там на обложке совершенно другое лицо. Это точно он?
— Ага, он, - кивнула девушка. – Полгода назад его поразил инсульт. С тех пор лицо сильно изменилось. Я сама с трудом его узнала.
— Природа не щадит даже гениев, - задумчиво покачал головой Мартеран.
Алама, видимо, тоже согрелась, поза ее стала свободней, плечи расправились. Он бросил на нее косой взгляд и подумал, что, конечно же, о преследователях и подруге девушка солгала, но почему-то ему стало почти все равно, будь она хоть Сарамаканом-Потрошителем.
— Инк, - от звука собственного давно забытого уменьшительно-ласкательного варианта имени, он вздрогнул. – Моего брата звали так же, как и тебя. Он погиб в прошлом году, упал в машине с моста, отказала подушка. Ты не против, если я буду тебя так называть?
— Если только это означает, что мы снова встретимся, - пробормотал он.
Девушка внимательно на него посмотрела.
— А ты хочешь?
Одинокая фигурка на мосту привлекла внимание, и он не ответил. Женщина в плаще, подняв голову, смотрела прямо на небо, затянутое тучами и дождь капал прямо в ее раскрытые глаза. Зеркало по команде дало пятнадцатикратное увеличение.
— Боже мой, - глядя на экран, сказали они в один голос. – Элли Флеки.
— Разворачивайся! – крикнула Алама, вцепляясь в приборную панель, но он уже сам давил на тормоз и выворачивал руль.
Автомобиль развернуло на двести градусов так резко, что у Мартерана перед глазами поплыли круги. Перегрузка. Компьютер запищал, но ему было плевать. Включив инверсивную тягу, он подъехал к краю уровня и прыгнул на тридцать метров ниже. Подушка ощутимо прогнулась под ними, Алама охнула, хватаясь за поручень, когда перед ними возникла трехуровневая громада моста, заполненная автомобилями до отказа.
Они запрокинули головы, глядя на верхний пустой уровень, где Элли Флеки перекинула ногу через ограждение.
— Она прыгнет! – прошептал Мартеран. – Мы не успеем, ни за что не успеем.
Он прыгнул по второй развязке на следующую ступень, едва не столкнувшись с готовящимся к обратному маневру автомобилем. К Элли они не успеют, но есть шанс перехватить ее держателем, когда она прыгнет. Только бы оказаться под ней раньше, чем будет слишком поздно.
Раскинув руки, Элли Флеки прыгнула в тот момент, когда Мартеран хлопнул по кнопке держателя. Манипулятор, обычно применяемый для подтягивания автомобиля на уровень выше при неисправности прыжкового механизма, раскрылся в доли секунды. Он ухватил Элли за плащ, но тут в машину Мартерана врезался не ожидавший такого маневра от впереди едущего автомобиль. Резкий толчок – и ткань затрещала по швам. А потом Элли Флеки выскользнула из рукавов одежды и устремилась вниз, в холодные воды канала.
Про долг.
«Скорая» вывернула из-за угла в больничный двор, и только тут водитель позволил себе выключить сирену. Их уже ждали. Обескровленное тело Рини на носилках выкатилось из машины прямо в заботливые руки фельдшеров.
— Сколько она потеряла?
— Около литра крови за полчаса. Пришла в церковь сразу после криминального аборта, это ж надо додуматься. Священника едва не хватил инфаркт.
— Как думаешь, каковы шансы?
— Пустяковые. Кровотечение сильное.
Ее привезли на каталке в операционную уже без сознания. Ольховска, дежурного врача, вызвали сразу же, и он сразу же оценил ситуацию.
— Физраствор, быстро! Группу крови определили?
— Пятая положительная, резус отрицательный! – тут же отрапортовал анестезиолог. – У пациентки гепатит С и ранняя стадия сифилиса. Что будем делать?
Ольховск вытянул руки. Анестезистка помогла ему облачиться в халат, затянула сзади шнурки, обрызгала аэрозолем руки и лицо.
— Готовьте информированное согласие на ЭльФа, - сказал он, когда глаза перестало щипать, а губы – саднить. – Как только девушка придет в себя, нужно, чтобы она его подписала.
— Думаете?
— Думаю! – рявкнул он в ответ на робкий вопрос коллеги. Халат развевался в такт шагам, когда Ольховск в операционную. – Так, показатели! Реология! Сатурация! В наших интересах спасти эту девчонку, поехали! Выполняем свой долг!
О спасении.
Сегодня нам стало известно о первой пациентке, спасенной ЭльФом. Риналь Ахмее была доставлена в Городскую больницу скорой помощи этим утром. У девушки было сильное кровотечение, и шансы на выживание практически равнялись нулю. Однако с помощью введенного в кровяное русло препарата ЭльФа катастрофы удалось избежать. Уже сегодня Риналь отмечает первые признаки улучшения, а через неделю врачи проведут полное обследование, чтобы подтвердить тот прецедент, который создала Элли Флеки. «Если все получится, - заявил в неофициальной беседе доктор Ольховск, - у нас будет гораздо большее, нежели универсальное лекарство от всех болезней. У нас будет бессмертие».
Старик, конечно, бессовестно врет. Видел я эту Рини – шлюха шлюхой, тупая, как пробка. Даже и не поняла, что у нее спрашивают, рассказала о том, что хочет стать монахиней, плакала от счастья, когда узнала, что скоро будет совершенно здорова. Ну молодец, что сказать. Хочет стать не просто подопечной священника, а самого Фломинга.
Интересно, а как церковь воспримет феномен Флеки? Кажется, бессмертие противно Богу. Заметка – поговорить с Фломингом.
О любви.
Ты смотришь на него и понимаешь, что возврата нет. Он лежит на диване, скрючившись в неудобной позе, и лицо его наполнено умиротворением и покоем. Жаль, что у вас ничего не получится. Нота оказалась слишком близко к краю, и теперь тебе срочно нужно уходить. Снимаешь его кофту через голову, кладешь на спинку кресла, вздыхаешь.
Инк. Хорошее имя. Ты его не забудешь.
Ты выходишь из дома под моросящий дождь и понимаешь, что что-то не так. Кажется, или непогода стихает? Запрокидываешь голову. Что это, неужели просвет? Невероятно, небо поднимается, а значит, климат-контроль все-таки починили. Все постепенно приходит в норму.
Это хороший знак.
Ты берешь такси до отеля, где проживают эти двое и, пока автомобиль мчит тебя по уровням и развязкам, перебираешь в уме пункты плана. Поговорить с Нотой. Рассказать Черномиру, что за ним следят, сказать, чтобы не совался, куда его не просят. Если не поможет – забрать ее к чертовой матери и уехать. Ты больше не можешь смотреть на то, как Виктора Черномир убивает твою подругу. Даже ради величайшего шедевра всех времен и народов. Даже ради миллионов, которые принесет им обеим эта работа, работа, которой, как она точно знает, суждено стать последней.
ЭльФ вмешался в реальность слишком резко. Отложив книгу о параллельной Вселенной, Черномир собирался написать о нем, а это значило, что Нота останется в рабстве еще надолго. В мусорной урне ты нашла шприцы. Она вернулась к инсомнинам, не спит неделями и постоянно курит. Хватит ненадолго.
Звонит телефон. Незнакомый номер.
— Слушаю.
— Ты уехала и не попрощалась.
И ты не можешь даже себе признаться, как рада слышать его голос.
— Я вернусь.
— Обещаешь?
Инк не видит, но ты киваешь.
— Обещаю. Я обещаю тебе.
Водитель ухмыляется выражению твоего лица в зеркале заднего вида, но тебе все равно. Ты уверена, что все будет нормально. Теперь все будет нормально.
Про ошибки.
Алама,
прости, но я так больше не могу. Я совершила ошибку, решив, что умнее, сильнее, практичнее всех тех, кто был до меня. Но Он меня довел до предела, и я решила уйти. Ночью. Захватив с собой его чертову рукопись, над которой так страдала и билась. Клетка стала давить на меня своими прутьями, а значит, птичке пора улететь.
…
Алама, пшу быстро Хорошо что я не отправила то письмо не придется терять время. Руопись выложена на Индексе в моей почте, пароль jfsoofwrjekdjie1115684. Меня засекли какие-то люди Черномир убит, а я закрылась вкомнате, но они уже стучат в дверь
Прости за все Кажется, я заигалась в большую женщину и подумлаа то смогу вытйи сухой из воды Боже ну и чушь я пишу, но в голову ничего не идет кроме пафоса и дурацких шуточек. Кажется, идут Выстрелы. Черт они убивают всех кто попадается на пути.
Продаймои предсмертные записки, получишь бшеные бабки Не могу поверить что меня идут убивать я тту стою и пишу тебе письма Кошмар прямо героиня какой-нибудь героической истории Не забывай мня Комп я слома
Черт ну вот и все вот и все вот и все прощай я люблю тея
С уважением,
Ноталайя Волсова.
Про тревогу.
— Великий писатель, гений нашего времени и автор сотен бестселлеров Виктор Черномир, открыто выступивший несколько дней назад в поддержку ЭльФа, был сегодня застрелен в номере отеля неизвестными лицами. Полиция не сообщает нам подробности происшедшего, но, несомненно, это убийство напрямую связано с набирающим обороты движением мракоборцев, поддерживающих естественных ход жизни и призывающих людей отказаться от практики ЭльФа.
Мартеран выключил телевизор и набрал номер Аламы. Сердце его стучало, как сумасшедшее. Не может быть, не может быть. Он напечатал в поисковике теги статей, но вся Дата пестрела подобными сообщениями. Алама ушла так неожиданно, потому что знала, что ее подруге грозит опасность. Он пролистал статьи. Нигде не упоминалось о том, что вместе с Черномиром был убит кто-то еще. Может, Ноталайе повезло? Может, Алама успела? Он ходил по комнате туда-сюда и не находил покоя.
Наконец, она отозвалась.
— Ты где?
— Я еду домой, - голос Аламы звучал холодно. – Ноту убили. Я не смогла ей помочь.
— Хочешь, я приеду к тебе? Побуду с тобой.
— Прости, но тебе лучше мне не звонить.
— Хочешь побыть одна?
Но она сказала то, чего он больше всего боялся.
— Нет. Я просто не хочу тебя больше слышать.
— Алама, подожди, я…
Отбросив мертвый телефон, Мартеран закрыл лицо руками. Поднялся, прошел к бару, налил мартини и выпил залпом полстакана. Улегшись на диван в кофте, которая еще хранила запах Аламы, он включил телевизор и стал смотреть новости.
Про возвращение.
Епископ Фломинг вытянул руку, останавливая Рини на пороге церкви. Забинтованные запястья рдели знаменем отлучения, н она все же попыталась войти внутрь, несмотря на то, что доступ отныне и навсегда был закрыт.
— Прости, дитя. Но порождениям ЭльФа нет дороги в храм.
Взгляд Рини заметался по сторонам, ища поддержки в глазах тех, кто стоял позади Фломинга и не впускал ее в Божий дом. Молчаливое «нет» читалось на их лицах, молчаливое порицание выражали поджатые губы. Они отказывали ей в спасении, ей, которая так в нем нуждалась.
— Вы же обещали мне! – Рини отчаянно закусила губу. – Вы же сказали, что Бог поможет мне!
— Ты обратилась за помощью к тому, что противно законам Божиим, - нараспев сказал епископ. – Иди, дитя. Ты выбрала свой путь, и он далек от нашего.
— Так я должна была умереть, чтобы быть допущенной? – взорвалась она. – Должна была сдохнуть от сифака или истечь кровь на пороге вашей церкви, чтобы оказаться достойной Пилата? Да пошли вы вместе с ним куда подальше! ЭльФ – это то, что дало мне жизнь! То, что спасает, не может быть противно Богу!
— Ты забываешься, дитя мое, - начал Фломинг, но она его перебила:
— Это ты забываешься, отец! Ты решаешь, кто достоин Бога, а кто нет! По какому праву? Потому что у тебя эти дырки на руках и ногах? Потому что тебя поит и кормит церковь, а я должна трахаться с кем попало для того, чтобы иметь пару монет на кусочек мяса размером с ладонь? Богу решать, кто достоин, ясно? Мне не нужна твоя церковь. Я найду Бога в другом месте. Досвидос, папаша!
Она развернулась и пошла прочь, а вслед, набирая силу и звуча рефреном сначала только в толпе, а потом и по всей Амазии, неслась фраза о том, что ЭльФ сводит людей с ума, лишая веры в Бога нашего Пилата.
Про них.
Ты не отыскала даже ее могилы. Тело унесли с собой, именно поэтому в хрониках не было ничего о второй жертве неизвестных убийц. Запершись у себя в квартире, ты пила водку и разглядывала ее фото.
Мартеран звонил по нескольку раз в час. Потом по паре раз в день. Потом вообще перестал звонить, видимо, решив, что с его гордости хватит. Ты убеждала себя, что тебе все равно, и спустя пару десятков лет, кажется, тебе это удалось.
Мартеран нашел Рини у порога церкви, когда пришел на очередную воскресную мессу. Сидя у порога в грязной, поношенной одежде, она просила милостыню. Подал. Она подняла на него глаза, и он увидел в них пустоту, как в глазах той погибшей девушки, подруги Аламы.
На следующий день она исчезла.
ЭльФ постепенно входит в нашу жизнь. В следующем году ЭльФо-профилактика будет включена в мировой календарь прививок, и человечество окончательно перестанет болеть.
А пока во всех сводках новостей главной является обнародование посмертной рукописи безвременно ушедшего от нас полгода назад Виктора Черномира. Его книга «Европа» о параллельном мире, в котором континенты все-таки разделились на части, а Иисус Христос занимает место Бога нашего Пилата поднимает темы жизни, смерти и любви в новом ключе.
Алама,
знаю, ты будешь меня казнить и называть бесхарактерной дурой, но я так и не бросила курить. Эта дерьмовая жизнь – я боюсь просто сойти с ума, отказавшись от привычной сигаретки перед завтраком, обедом и ужином. И тем более! Сегодня поеду в Тревеглер, чтобы встретиться с Ним, я тебе уже писала, какая это большая шишка, и руки дрожат, и как тут не закурить, чтобы успокоиться? Варвен, конечно, заливал мне вчера о том, какая это большая честь – ухаживать за противным стариканом с кучей гениальных идей в черепушке, но мне как-то все равно слегка не по себе. Король умер, да здравствует король, да? Повезло на самом деле Ему – я оказалась рядом в момент, когда корифея шарахнул инсульт. Естественно, и записывать мемуары он теперь доверит только мне – ведь ни один из стоящих зевак не полез делать старому хрычу искусственное дыхание. Блин, что-то я разошлась. Вчера говорила с собой весь день – репетировала реплики перед зеркалом, настраивала диктофон, выбирала платья, брюки, блузки – и почему только у меня нет нормальной одежды без выреза?! Варвен строго дал понять – Он всех женщин считает шлюхами подзаборными, и, если я хоть миллиметр ниже шеи обнажу – выгонит прочь.
На скопленные бабки я купила в магазине два платья. С закрытым горлом, черное и серое, оба похожие на одежды монашек. Будем надеяться, дело того стоит. Варвен сказал, заплатят хорошо, более того, мое имя будет на обложке книги – знаешь, подруга, кажется, я наконец-то получу то, о чем мечтала!
Получишь письмо – перезвони обязательно на телефон или в Quype, я хочу тебя кое о чем попросить.
C уважением,
Ноталайя Волсова.
Про кулинарию.
Главное в авторском деле – старание. Но не механическое переписывание и исправление, а именно умственное старание, направленное на совершенствование навыков, укрепление базиса и создание качественной и оригинальной надстройки – всего того, что делает простого автора писателем, а состоявшемуся писателю помогает стать успешным. Если мы оглянемся назад, на опыт наших предшественников-классиков, легко будет заметить одну немаловажную, но очень простую при более близком рассмотрении истину. Все они постоянно находились в процессе творческого поиска. Искали слова, подбирали фразы, переписывали с разных точек зрения ключевые сцены. Творческий поиск – это как кулинария – ты постоянно наталкиваешься на разные вкусности, постоянно пробуешь на язык что-то новое, и постоянно смешиваешь знакомые ингредиенты в попытке изобрести какой-то невероятный рецепт.
Многие из нас, впервые взявшись за перо (виртуальное или реальное), часто бывают напуганы тем количеством «а это уже было», которым встречают их более опытные коллеги. Вспомните, сколько раз вам на глаза попадалась эта фраза. «Ничто не ново под луной». Все слова сказаны, все ноты спеты, все знаки расставлены, все персонажи уже когда-то были созданы. Не могу сказать, что это не так. Отчасти все они – все мы, ибо давайте уже будем причислять себя к пишущей братии, - правы. Однако в литературе, как и в истории, есть свои белые пятна, свои подводные течения и воздушные ямы, в которые не сможем пока заглянуть не только мы, но и наши дети, и возможно даже, наши внуки. Если говорить с астрономической точки зрения, то письменность вообще только-только зародилась. Человечество еще само не до конца осознало, что оно изобрело, начертив однажды на камне закорючку и назвав ее «алеф». В масштабах Вселенной мы даже не грудные дети, мы – эмбрионы, в мозгу которых только-только шевельнулась первая, еще не разумная, а больше инстинктивная мысль.
Моя теория, с которой я вас на этом курсе познакомлю, состоит в том, что творчество – это не продукт разума, а такое же чувство, как голод, жажда, удушье и боль. На протяжении ста сорока четыре часов лекций и двухсот часов практических занятий я буду вам это доказывать.
Про эзотерику.
Цоканье каблуков отдавалось в стенах собора Святого Матея гулким размеренным метрономом. Епископ Фломинг шел впереди, Мартеран семенил следом, оглядываясь, почти озираясь вокруг, ибо великолепие тысячелетнего здания не могло не поразить даже искушенного зрителя. Фрески с изображениями Пилатова Вознесения и Успения Богородицы – десять на пять метров каждая, выставленная за стеклом икона покровителя собора, плачущая кровавыми слезами вот уже семь лет, великолепные работы древнерусских художников-иконописцев, подаренные собору одним из российских богатеев – просто так, потому что захотелось – все это вводило Мартерана в священный трепет, но тряслись руки и подгибались колени не из-за этого.
Следуя за Фломингом, величаво плывущим к исповедальне, он ощущал тонкий аромат мирры, исходящий, как он знал, от забинтованных рук священника. Все знали, что с тех самых пор, как икона Святого Матея начала кровить, епископа доводил до изнеможения лукавый. Из кельи днем и ночью в течение вот уже семи лет доносились звуки размеренных ударов металла о плоть – Фломинг неистово хлестал себя железной цепью с крючьями, пытаясь страданиями тела облегчить страдания души. Пять стигм появились на его теле одна за другой – на руках, ногах, и две неглубоких на лбу – там, где в чело Пилата впивался шипами терновый венец.
Мартеран был католиком. Он ходил в церковь каждое воскресенье, не прелюбодействовал и держал пост, но даже в самом глубоком своем веровании в Бога не смел признаться себе в том, что тот действительно существует. Получив от начальства информацию о том, что освидетельствовать Фломинга придется именно ему, Мартеран слегка струхнул. Даже сам себе боясь признаться в том, чего он больше хочет: объявления стигм священника шарлатанством и надругательством над духовными ценностями или того, что раны Пилатовы могут оказаться настоящими, он уж тем более, не признавался в этом никому другому. Медицинский чемоданчик и так казался кощунством в стенах Дома Божия.
Мартеран сжимал потными ладонями кожаную ручку и шептал про себя слова молитвы.
Исповедальня была совсем близко.
Про блудниц.
— Эй, крошка Рини! Сколько ты сегодня возьмешь за перепих с перетрахом?!
Проститутки зашлись гоготом, приваливаясь к стене дома и друг к другу, смазывая помаду и румяна об обнаженную плоть и пахнущую сексом и дешевыми духами одежду.
— Все зависит от твоего времени и возможностей, красавчик! – крикнула та, что звалась Рини – дебелая шлюха в короткой, едва прикрывающей ягодицы юбке и прозрачном топе, демонстрирующем прохожим татуировку на левой груди. – Сотню, как обычно, при условии, что не позовешь, как в прошлый раз, своих дружков.
— Тебе не понравился хоровод, детка? Я думал, ты так стонешь от кайфа. Ты так вертелась подо мной, что я едва не сломал себе член.
— Ублюдок. – Шепот Рини услышала только та из девушек, что стояла совсем рядом. = Ты же знаешь, Петр, я все тебе прощу за лишнюю сотню! – крикнула она уже громче. – Ты – моя любовь!
Товарки загоготали снова, испугав чинно переходящую дорогу пожилую пару. Старики спорхнули с тротуара как испуганные птички – маленькая щуплая женщина в красном пальто и заботливо поддерживающий ее под руку пожилой мужчина в шляпе. Проститутки проводили их демарш непристойными выкриками.
- Э, старикан, не пугайся, твой стручок в безопасности! – сквозь хохот выдавила соседка Рини. – Веди свою бабулю дальше!
— Безобразие, - процедила сквозь зубы женщина.
— Безоргазмие, бабуля! – паясничали проститутки. – Безоргазмие!
Пару провожали улюлюканьем и свистом до самого угла. Клиенты не торопились – ждали, пока девочки не наиграются вдоволь, курили, перебрасывались фразами, ковыряли обломками обгорелых спичек в зубах. Старик обернулся, желая, видимо, что-то сказать напоследок, но Рини, заметив это, подмигнула товаркам – и вот уже взорам ошарашенных прохожих предстали добрый десяток отвисших трясущихся грудей.
— Ну, иди сюда, мой седовласый львеночек! – взвизгнула, одна из девушек, - Я тебя приласкаю!
С возмущенным выражением лица старик отвернулся, и пара исчезла за углом. Представление кончилось.
— Рини! – позвали нетерпеливо. – Идем, дела ждут!
Девушка спустилась с тротуара на проезжую часть, изящно помахала подругам наманикюренными пальчиками.
Больше она их не видела.
Про ненависть.
Алама,
я не смогла больше ждать. Ты не отвечаешь на звонки, не пишешь, хотя письмо мое прочитала, в чем дело? Боюсь, я долго не смогу воспользоваться Интернетом – завтра мы с Ним уезжаем в Гардарион, в какой-то русский университет, читать лекцию. Конечно, лекцию будет читать Он, мое дело – протоколировать гениальные мысли и ловить удачные фразы – чтобы потом Он мог использовать их в других своих выступлениях. Кажется, я постепенно начинаю понимать, почему у Него нет семьи. Алама, тебе стоит радоваться, что я курю – иначе бы взялась нюхать или колоть какую-нибудь гадость, чтобы не спятить.
Я знала, что Он никогда не был самаритянином, что всегда, с самой первой строчки самой первой своей книги он видел в читателе тупое животное, коняку, которому он, хозяин, пришел скормить сахар с руки. Он харкал в читателя каждым словом своего очередного шедевра, смеялся и издевался над ним, заставляя, как Кнут из сказки о Горном короле, плясать под свою дудку, и знаешь, я могу поклясться, что каждый из тех, кто якобы до безумия любит творчество Виктора Черномира – мечтает свернуть ему шею.
И я ненавижу его. Ненавижу глаза, глядящие на меня исподлобья, прожигающие меня насквозь, как лазерные лучи. Ненавижу голос, гнусавый, лишенный эмоций, но говорящий жуткие слова, которые то повергают меня в истерическое веселье, то доводят до депрессии, от которой нет спасения – только смерть. Он спит со мной. Нет, у нас нет секса, но он требует, чтобы я спала в его комнате, с ноутбуком на коленях – вдруг среди ночи в его мозг шарахнет какая-нибудь гениальная идея.
Я прочла рукопись его еще не дописанного романа. Это – лучшее из всего, что он создал. Я плакала и смеялась, как истеричка, пока читала, и возненавидела Его после прочтения еще сильнее – ибо он требовал, чтобы я читала при нем, про себя, но повернувшись лицом прямо к его креслу. Он наблюдал за каждым выражением моего лица, Алама! Делал пометки, перечеркивал диалоги, если казалось, что эмоций недостаточно или наоборот, больше, чем нужно.
Я увидела сегодня свой первый чек. Нулей в нем было не больше, но и не меньше обещанного, но это почему-то не принесло мне радости.
Я пойду, впереди еще одна ночь с Ним. Если решишь написать – пиши СМС. Я очень тебя прошу, откликнись! Мне очень тебя не хватает.
С уважением,
Ноталайя Волсова
Про смерть.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей было неспокойно».
Нет, не так. Слишком выспренно для начала. Как всегда, когда надо сдать материал через час, в голове кавардак. Еще кофе и, может быть, сигарету. Так, ясность мысли, отбрасываем ненужное, и…
«Эта ночь в квартале Красных Фонарей запомнится надолго».
Да уж, запомнится. И почему только написать эту хрень доверили мне? Черт, кажется, одна из них мне знакома. Да, точно, точно. Если бы фотография была чуть покрупнее! Надо будет спросить у Васино, но, кажется, так и есть. Та блондиночка, как ее звали? Кажется, Лика. Или Лина.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей произошло ужасное преступление».
Ужасное. Но не преступление, факт. Я бы сам за такое головы бы оторвал. И все это из-за проклятых законников. «Дадим проституткам право легально зарабатывать на жизнь! Сделаем шаг навстречу попавшим в беду женщинам!» Ну конечно, попали они в беду. Каждый день – новый мужчина, каждый день – секс, да еще и деньги за это платят, в чем проблема-то? Это ты тут в четыре утра не жравши садишься за стол и кропаешь материал для колонки на последней странице, за которую тебе ни хрена не заплатят.
«Сегодня ночью в квартале Красных Фонарей толпа забила камнями жриц свободной любви».
Кажется, нормальное начало. Жрицы любви, да. Шлюхи. Туда и дорога.
Про незнакомку.
Заходишь в здание. Тебя не должны видеть – ты слишком заметна, слишком привлекаешь внимание для того, чтобы остаться в памяти и вызвать потом какие-то ассоциации с той, другой, которая займет твое место чуть позже.
Подходишь к стойке ресепшна, наклоняешься к администратору чуть ближе, чем положено, обдавая запахом парфюма – еще ближе, так, чтобы она почувствовала себя неудобно от такого навязчивого соседства с представительницей своего пола. Вдавливаешь пальцы в стойку.
— Добрый день. Могу я получить кое-какую информацию?
Нервная улыбка озаряет ее лицо – гетеросеки, мать вашу, что ж вы так шарахаетесь от нормальных людей? Наклоняешься еще ближе – кажется, еще секунда, и девушка завопит о том, что ее насилуют прямо на рабочем месте.
— Добрый. К сожалению, частным лицам информацию не выдаем. Всего хорошего.
— Я представляю организацию… - выдаешь быстро и коротко название, состоящее из непроизносимых аббревиатур. Показываешь отпечатанную на цветном принтере корочку с золотистым тиснением – просто так, чтобы что-то показать. – Вот мой ордер на обыск номеров. Мне нужен Виктора Черномир.
— Не могу помочь.
Ее рука ныряет вниз, под стойку – готова нажать кнопку и вызвать охрану, которой и так здесь ошивается в избытке. Замираешь. Отстраняешься, снимая напряжение и понижая степень накала между вами. Задерживаешь взгляд на ее груди – пусть понервничает напоследок.
Улыбка. Кивок.
— Ничего страшного. Извиняюсь, что отняла время.
Размазанный по стойке микроскопический жучок начинает записывать данные сразу же, как его перестает согревать тепло твоей ладони.
Про воскресение.
Элли Флеки очнулась в морге. Ее руки были крепко связаны, голова – обмотана бинтом, придерживающим челюсть, голое тело накрывала белая тонкая простыня, под которой дряблое тело моментально покрылось мурашками. Двое практикантов, судя по голосам – молодых парней, стояли прямо над ней и рассуждали о том, от чего она умерла.
— Что там Ольховск говорил? Плоскоклеточный рак шейки матки, метастазы в плевру, по TMN-классификации – полный капец. Они даже реанимацию не стали проводить, когда сердце остановилось – по закону нельзя. Но, говорят, случай интересный. Ольховский сказал: классический. Значит, будет и первичный очаг, и метастатические, и куча недифференцированных клеток в срезах. Что, возьмем ее?
Элли поняла, что Бога не будет. И ангелов не будет. Более того, она поняла, что и смерти в ближайшее время ей точно не придется ждать.
Когда она зашевелилась, одного из студентов хватил инфаркт.
Про Бога.
Епископ положил на стол точеные руки и поднял глаза на Мартерана. В голосе его звучала спокойная сила, в глазах светились уверенность и легкое торжество.
— Я надеюсь, теперь вы удовлетворены и уверовали, Мартеран, - сказал он, намеренно, как казалось тому, избегая обращения «сын мой». – Можете так же взять кровь, истекающую из глаз Святого, если вашей организации так угодно. Я не буду мешать.
Мартеран опустил лицо долу, скрывая эмоции и мысли.
— Я думаю, этого не понадобится, епископ Фломинг, - сказал он, так же намеренно отказываясь от общепринятого обращения. – Ваши раны – стигматы. Я, как эксперт, свидетельствую о том, что это на самом деле так.
— Вы ведь не верите в Бога, Мартеран. Не верите настолько, что пришли ко мне на исповедь с медицинским чемоданом в руках и страхом в сердце.
Мартеран поднял взгляд и устремил его на священника. В голосе его прозвучала легкая горечь.
— Я не могу верить в Бога, епископ, - сказал он. – Если Бог есть, значит, существует и Ад, а мне бы очень не хотелось туда попадать.
Они оба одновременно поглядели в окно, за которым неудержимо лил дождь.
— Хотел сегодня с внуком сходить в парк, - неожиданно даже для себя произнес Мартеран. – А тут дождь. Система климат-контроля все чаще и чаще такие трюки выкидывает.
— А может, Богу неугодно, чтобы люди вмешивались в то, во что им вмешиваться не положено, - заметил священник совсем просто, так, словно и не вещал пару минут назад голосом оракула. – Не прыгали выше головы. Не совершали глупостей и не лезли туда, куда им путь заказан.
Мартеран помолчал.
— Зачем же тогда Бог дал нам разум, волю и науку, как оружие? – спросил он. – Чтобы постоянно ограничивать свободу? Чтобы раз за разом напоминать нам, что мы – твари, не имеющие ничего своего, ведь даже душа дана нам свыше?
— Гнев – от Лукавого, сын мой, - печально сказал епископ, разглядывая свои лежащие на столе руки.
— Это не гнев, святой отец, - стыдливо склонив голову, ответил Мартеран. – Это бессилие. Обида, может быть. Я люблю Бога. Но любовь сына к отцу и любовь собаки к хозяину – разные вещи, не правда ли?
И они оба надолго замолчали.
Про секреты.
Ее волосы пахнут жасмином, и ты задыхаешься от этого терпкого запаха, сидя за столиком на противоположном конце зала. Она не глядит по сторонам, лишь на экран планшета, на котором постоянно что-то чертит тонким пером. Черномир с ней рядом кажется столетним старцем, но ты-то знаешь, что этому энергетическому вампиру едва ли больше шестидесяти – совсем еще не старый по меркам современности. Ты делаешь вид, что пьешь кофе, помешиваешь ложкой напиток, но взгляд то и дело возвращается к ее лицу, обращенному вниз, к его выпрямленном спине, к их губам, которые поочередно произносят одни и те же слова.
«Пишу».
«Пиши».
Тебя интересует, очень интересует, что же такого они там пишут, но ты не решаешься сдвинуться с места и приблизиться – слишком боишься привлечь внимание, спугнуть его, Черномира, вдохновение. Кажется, она пишет его книгу. Кажется, она его смертельно ненавидит, иначе почему же так боится поднять взгляд от дисплея, на котором (ты видишь это краем глаза) мелькают буквы и какие-то геометрические фигуры. Ты бросаешь взгляд в окно.
Дождит. Климат-контроль окончательно спятил. Ты кивком просишь официанта принести свежую газету, разворачиваешь ее, шелестя только что разрезанными страницами, углубляешься в чтение.
Тебе нужно только подождать. Они уйдут, и тогда между тобой и Виктора Черномиром не останется секретов.
Про секс.
Современная литература в том виде, в котором мы привыкли ее понимать и принимать, постепенно исчезает. Ее место занимает другая, новая литература, не такая примитивная, как та, что была до нее, но более телесно-ориентированная, направленная на секс, как обыденность нашей жизни, и физиологические потребности, как равные духовным. Если мы с вами оглянемся на пару сотен лет назад, литература покажется нам ханжеской. Читатели того времени мастурбировали интеллектом, заставляя себя сублимировать сексуальные потребности через удовлетворение других потребностей – эстетических. Философствование, как пережевывание одной и той же мысли в течение пятисот страниц какой-нибудь эпопеи прошлого, мудрствование, как еще одна попытка напрячь одним центры мозга так, чтобы возбуждение достигло совсем других – и каждый из нас понимает, что, в сущности, то время было временем ничуть не более развращенным, нежели наше. В конце тысячелетия мы уже не боялись называть половой контакт сексом на страницах книги для подростков, наши герои рассуждали о размерах гениталий и позах эротического лотоса, не скатываясь из художественной литературы в порнографическую. Что же касается новейшей литературы, то здесь, думаю, анализа и не требуется. Реальность такова, что на одну книгу, не содержащую эротических сцен, приходится двенадцать с таковыми. Возможно, те, кто ратует за отмену рейтинга в книгах, правы. Формалитет формален, простите за каламбур. Нет нужды скрывать от глаза ребенка то, что и так ему открыто.
Как мы видим, одна из функций современной литературы – удовлетворение сексуальных потребностей человека. Желание почитать о сексе – одна из ступеней в современной пирамиде интеллектуальных потребностей. Половое сношение само по себе удовлетворяет только низшую, физиологическую составляющую человеческой личности, я бы даже сказал, животную. Только смешанное с мыслительным удовлетворением удовлетворение физическое может сделать человека вашим постоянным читателем. Вывод – пишите о сексе!
Про второй шанс.
Элли Флеки не оставляла надежды умереть. И хотя врачи, которых вокруг нее стало слишком много, наперебой вещали о чудесном спасении, Элли знала – смерть ходит рядом. Смерть совсем близко. Смерть ждет.
Врачи сказали ей, что рак отступил. Что в ее организме произошел какой-то сбой, и новая, молодая и здоровая ткань стала замещать поражённые опухолью участки органов. Элли Флеки не только стала выздоравливать, она еще и молодела. И это ей не нравилось.
Профессор, который намеревался ее оперировать, теперь уже затем, чтобы взять образец этой новой ткани, говорил о том, что имя Элли останется в памяти потомков на века. Все ходил по палате, размахивал руками и вещал о прорыве в области лечение онкологии, продления жизни и прочих философских, а потому далеких ей истинах. Облаченная в красивый халат с узорами в восточном стиле Элли Флеки неожиданно даже для самой себя оказалась сидящей в огромной холодной зале под прицелами фотокамер и видеоаппаратуры, с микрофоном, жадно глядящим прямо в ее беззубый рот и с тысячью глаз, пожирающей каждый сантиметр ее дряблого старческого тела.
— Расскажите нам, Элли, расскажите! – требовали от нее молодые наглые голоса.
Рассказывать было нечего, но рассказа ждали, и, зябко кутаясь в шелковый халат, Элли начала придумывать.
Про неудачу.
«Феномен Элли Флеки не имеет прецедентов в науке. Человек, умирающий, более того, умерший от злокачественной опухоли, пришел в себя на столе морга непосредственно перед вскрытием. Пока рано делать окончательные выводы, но из достоверных источников известно – Элли Флеки не только жива, но и стремительно выздоравливает!
80-летняя уроженка небольшого городка Мегион на южной оконечности Материка и не думала, что судьба подарит ей второй шанс. Как говорит сама Элеонора Флеки, «не верю до сих пор, что я зашевелилась. Думала уж, меня искромсают». Профессор Ольховск, ведущий эту необычную пациентку вот уже тринадцать лет, вспоминает, что с самого начала он был уверен в том, что Элли осталось жить совсем немного. По его словам, опухоль была настолько злокачественной, что росла не по дням, а по часам. «Видимо, у этой женщины есть собственный ангел-хранитель. Вот только в Бога она не верит».
Мне удалось краем глаза взглянуть на извлеченную из тела Элли Флеки опухоль с куском ткани, которая, как говорят, сможет излечить от рака все человечество. Кусок мяса в стеклянной колбе с физиологическим раствором, помеченный торопливой наклейкой «Эл. Ф.». Скажу вам, совсем не похоже на лекарство. Но кто сказал, что пилюля будет сладкой?»
Господи, скажите мне, как я мог не увидеть, что «Эл» и «Ф», стоящие рядом, образуют слово «эльф»?!
Про искусство.
Алама,
наверное, я больна. Вот уже несколько дней меня преследует ощущение, странное и неприятное. За нами наблюдают, и я это отчетливо чувствую. Как прикосновение перышка к кончику носа.
Мы с Черномиром ходили в кафе, и он рассказывал мне о своем новом произведении. Это научная фантастика, и замысел настолько глубок, что на какой-то момент, ошеломленная представшей перед мои мысленным взором картиной, я ощутила себя на краю бездны.
Прочти строку выше, Алама, узнаешь ли ты меня за этим пафосным набором штампов?
Сказывается Его влияние, Его воля, Его личность. Он подавляет меня, придавливает своей колоссальной интеллектуальной массой, своим «Не надо просторечий», своим презрительным (о да, теперь Черномир этого не скрывает) молчанием в ответ на мою фразу, построенную не по канонам художественной, литературной речи. Я записываю его заметки о «самой великой книге на Амазии» вот уже две ночи подряд. Мы не спим, он – потому что старикам не нужен сон, я – потому что он мне этого не позволяет. Черномир увеличил мой гонорар, теперь я могу позволить себе гораздо больше, чем раньше. Вот только бы еще выйти из тюрьмы, в которую я себя добровольно заточила…
Алама, я бы очень хотела, чтобы ты нашлась. Кроме тебя мне не с кем поговорить о том, что со мной происходит. А мне это так нужно. Пожалуйста, ответь.
С уважением,
Ноталайя Волсова.
Про деньги.
— Эй, крошка Рини! Сменила адрес, но не сменила род занятий? Сколько возьмешь за час с меня и моего дружка?!
— Если дружок и ты по очереди, то как обычно, а если вместе – то вдвое дороже, ты же знаешь.
Клиенты ковыряли спичками в зубах и разглядывали проституток с видимым безразличием – новую стайку экзотических птичек, поселившуюся чуть дальше того места, где недавно погибли их товарки. Рини, дебелая проститутка в шортиках, едва прикрывающих ягодицы и топе, обнажающем соски, вскинула голову и тряхнула длинными, заплетенными в сотню африканских косичек, волосами. Деньги ей были, жуть, как нужны. Плохо только, что и клиенты об этом знали, и поэтому могли позволить себе постебаться.
— Мне кажется, ты слегка пахнешь дымком, крошка, - подали голос откуда-то из припаркованной у секс-шопа машины. – Держу пари, тебе хочется поговорить с кем-то о том, как поубивали твоих подружек. Может, организуем сеанс групповой терапии?
Рини отвернулась, чтобы не видели заходивших под кожей желваков.
— После пережитого во мне столько адреналина! – сказала она, уже овладев собой. Рука скользнула к груди и легко ее погладила. – А вдруг это мой последний раз, м?! Ты просто не представляешь, как мне хочется выплеснуть накопившееся напряжение!
— Кажется, крошка Рини хочет большого траха! – заметил один из клиентов. – Негоже отказывать девушке в трудную минуту! Поехали!
Грубый мужской смех провожал ее до очередной машины.
Про конспирацию.
Мартеран не знал, кто эта девушка, и почему она так навязчиво и почти не отрывая взгляда, смотрит на посетителей за столиком на другом конце кафе. Но на приходила сюда каждый день, в то же время, когда забегал выпить чашку обеденного кофе он, и помимо воли Мартеран обратил внимание. А обратив, уже не мог заставить себя не замечать ее.
Те двое, пожилой седовласый мужчина и девушка с хмурым и потому несколько неприятным выражением невзрачного лица приходили довольно часто. Он говорил, она записывала. Властный голос, в котором Мартерану изредка слышались нотки нетерпения, позволил ему сделать вывод о том, что старик привык командовать. Иногда голос звучал жестко, иногда еще жестче, но никогда с нормальными человеческими интонациями, и он недоумевал – почему спутница старика позволяет с собой так обращаться? Но потом взгляды Мартерана и девушки встретились, и он увидел в ее глазах такую пустоту, что содрогнулся. Казалось, девушка всецело находится под влиянием своего спутника. Она послушно писала, перечеркивала, опускала голову, когда старик тихо, но очень отчетливо начинал ей выговаривать, но ни разу не подала голоса и не попробовала возразить.
Мартеран потерял к ней интерес сразу же, как обнаружил слежку.
Он был почти уверен в том, что не ошибся с определением. Вторая, та, что приходила чуть раньше и уходила чуть позже, была связана с этими двумя незримой нитью. Заказывала баварийский завтрак, медленно жевала сосиску и накручивала на зубчики вилки спагетти, запивала холодным зеленым чаем. И смотрела. Сканировала. Изучала старика и его спутницу, как биолог изучает под микроскопом редкое животное.
Мартеран удивлялся, как это они ее не обнаружили. Но старик всегда сидел спиной к залу, а значит, не мог видеть, а девушка с пустыми глазами, казалось, не замечает ничего вокруг. Он стал приходить чуть позже, чтобы понаблюдать за той, которая сама за кем-то наблюдает. Разглядывал ее пальцы, барабанящие по скатерти, ее профиль, ее волосы, рассыпающиеся по плечам.
Мартеран и сам не понял, когда влюбился. Должно быть, в какой-то момент он потерял бдительность, и стал разглядывать девушку слишком откровенно. Выходя из кафе, он не обратил внимания на тень, отделившуюся от стены и последовавшую за ним до машины, и, только открыв дверь, осознал, что к нему кто-то обращается.
— Итак, зачем вы следите за мной?
Про ЭльФ.
Профессор: Если говорить о гистологической структуре исследуемого образца, то могу с уверенностью заявить – ни с чем подобным ранее наука не встречалась. По внешнему виду ткань ЭльФа напоминает нервную, однако, в отличие от нейронов, эти клетки способны к активному размножению. Жизненный цикл определяется законами жизненного цикла стволовых клеток обновляющейся популяции, что подтверждает гипотезу о происхождении ЭльФа из ткани злокачественной опухоли.
На экране – слайды с изображением препаратов – плоскоклеточного рака шейки матки (биоптат Элеоноры Флеки) и клетки ЭльФа (ее же). Видна разница между хаотичной организацией опухолевой ткани и упорядоченной структурой ЭльФа.
Профессор: ЭльФ проявляет ярко выраженные фагоцитарные свойства, причем активность обнаружена только в отношении атипических, раковых клеток. Довольно большой участок первичной опухоли был поглощен всего за неделю, причем замещение тканью ЭльФа пораженных участков положительно сказалось и на ощущениях пациентки (уменьшились боль и кровоточивость), и на общей функциональности тканей. Улучшились процессы клеточного обмена, исчезли послеродовые рубцы, закрылись участки эрозированной поверхности.
На экране – слайды с изображением снимков шейки матки Элеоноры Флеки в момент последней кольпоскопии и накануне конференции. Отчетливо видны эрозия и крошащиеся раковые ткани с точками крови на левом снимке. На правом ничего этого не наблюдается.
Профессор: Говорить о чем-либо определенном пока рано, но все анализы показывают невероятную способность стволовых клеток ЭльФа к дифференциации. Он способен заместить практически любую ткань организма, справиться с любым типом раковой опухоли в короткие сроки. И ЭльФ, что важно, не вызывает никакой реакции иммунного ответа, так как является порождением клеток организма. Мы поместили образец в питательную среду, чтобы вырастить культуру. Будем проводить исследования. К сожалению, Элеонора Флеки после выписки отказывается сотрудничать с нами, так что будем иметь дело с тем, что у нас уже есть. Могу сказать одно – за ЭльФом наше будущее.
Про поворот.
В старой церкви было тихо. Только шум дождя, ударяющего в стекла, нарушал эту тишину, но к нему уже так привыкли, что практически не замечали. Даже плакала девушка совершенно беззвучно, уткнувшись лицом в саккос где-то в районе размеренно бьющегося сердца священника и обхватив его худощавое тело полными напудренными руками.
Возложив руку на голову пришедшей, епископ Фломинг стоял совершенно неподвижно столько времени, сколько ей потребовалось для того, чтобы прийти в себя и обрести дар речи.
— Вы должны помочь мне, пожалуйста.
— Чего ты хочешь, дитя?
— Я хочу уйти с улицы. Я хочу забыть всю ту жизнь, которую вела. Я хочу стать монахиней.
Рука, лежащая на волосах девушки, едва ощутимо дрогнула. Священник отступил на шаг и позволил себе, наконец, разглядеть ту, кто буквально упал в его объятья на пороге храма. Африканские косички, броская яркая одежда, туфли на каблуке. Косметики на лице плачущей девушки не было, но дряблая, словно присыпанная пеплом кожа говорила о роде ее занятий довольно открыто.
— Я работаю проституткой на улице, - сказала Рини, утирая слезы руками. – Я хочу начать новую жизнь.
— Ты веришь в то, что Господь наш Пилат может тебе помочь?
Она затрясла головой.
— В нем мое спасение.
Епископ Флеминг кивнул и вскинул руки.
— Бог с тобой, дитя! Я помогу тебе.
Рини сделала шаг вперед, и вдруг что-то красное полилось у нее по ногам.
Про птиц.
Птицы резали небо крыльями. Теряясь в потоках дождя, они пронзали тяжелые облака, накрывшие город плотным одеялом, и с криками устремлялись прочь, к морю. Редкие прохожие спешили укрыться от надоевших осадков в домах, машины прятали лица водителей за движущимися дворниками, власти разводили руками.
Стоя на мосту в тонком плаще, Элли Флеки готовилась умереть во второй раз. Глядя на нее, никто бы не сказал, что этой женщине – восемьдесят. Темные волосы волной спускались до плеч, лицо подтянулось и обрело контуры, во рту прорезались новые зубы.
ЭльФ менял ее изнутри, и за это она его ненавидела.
Ольховск увещевал ее все три недели после выписки. Задаривал комплиментами по поводу внешнего вида, показывал безупречные анализы, говорил о том, что ее имя запомнят в веках. Им нужен всего лишь еще один образец ткани взамен того, который вдруг стал хиреть и чахнуть, несмотря на все попытки накормить его питательным бульоном. Элли отказалась. Она знала, в чем дело. ЭльФу был нужен человеческий организм, был нужен рак, которым он мог бы питаться. Она помнила микробиологию. Существо, которое не может жить без хозяина, называется паразитом. И он живет в ней, перекраивая на свой лад ее, Элли, сущность, внешность и жизнь.
Элли стала замечать за собой ранее несвойственные ей привычки. Стала перфекционисткой, по два раза в день делала уборку, крахмалила воротники рубашек, вытирала раз за разом пыль. Она знала, что это проделки ЭльФа. Что то, что хозяйничает сейчас в ее организме, не может быть нормальным. Это пугало ее.
Она решила умереть, чтобы не позволить ЭльФу жить дальше.
Перебравшись через поручни, она встала лицом к каналу. Ветер трепал полы плаща, дождь мочил лицо, но Элли уже не обращала на это внимания.
Она сделала шаг вперед и полетела в бездну, не услышав полного ужаса крика, донесшегося с моста.
Про тайну.
В литературе непременно должна быть тайна. То, о чем молчит и сам автор, и его, даже самые умные, персонажи. То, что заставит читателя остаться с ощущением легкого голода после того, как закроется последняя страница. То, что поможет вам удержать накал страстей в сиквеле и не скатиться до банальной «сериальной» литературы. Искусство открыто концовки предполагает высокий уровень мастерства использования литературных приемов: вопроса, умолчания, многоточия и тени. И прежде, чем автор решится написать концовку открытой, он должен твердо определиться с тем, что он намерен скрыть, а что – оставить на виду, рассказать и показать читателю. Именно от баланса поданного сейчас и оставленного на потом и зависит читательский интерес.
Испытанный и не утративший актуальности прием – оставить читателя в конце книги перед вопросом. Получит ли он ответ на него в продолжении, это уже ваше дело. Статистика показывает, что книги, последняя фраза которых была вопросительной, продаются лучше и вызывают больший резонанс, нежели книги с утверждениями.
Умолчание, как таковое, тоже способствует привлечению читателя. Автор говорит о том, что о том, что читатель хочет знать, он поговорить позже. И читатель ждет этого «позже» при условии того, что и раньше он не скучал за перелистыванием страниц.
Многоточие – это… Это многоточие. Автор не договаривает фразу, не доводит до логического завершения утверждение и не додумывает мысль, позволяет читателю строить свои догадки.
Тень – прием, позволяющий снизить обонятельно-осязательные характеристики книги, вплоть до выключения модулей. Если читателю будет не доставать запаха и ощущения вашей книги, он обязательно к ней вернется.
Кажется, все так просто, не правда ли?..
Про экшн.
— Меня зовут Алама, - сказала девушка, и Мартеран подумал, что убийцы обычно не представляются, а значит…
— Мартеран. Джейинк Мартеран.
— Поехали, Джейинк, - сказала она, поведя головой. – Мы привлекаем внимание.
— Чье? – он завертелся в поисках источника угрозы, но девушка нетерпеливо потянула за рукав:
— Поехали же!
Машина тронулась, кафе осталось позади. Мартеран включил дворники, чуть прибавил температуру в системе мироклимата, направил теплые воздух на ноги. За те пару десятков шагов, что проделал он от двери кафе до автомобиля, дождь успел промочить легкие брюки. Да и девушка, стоя у стены в ожидании, промокла, судя по всему, насквозь.
— Куда едем?
— К тебе, - сказала она обыденным тоном. – Езжай в направлении дома, как только хвост отстанет, я выйду.
Он послушно включил поворотные огни и вырулил на магистральную рулежную дорожку. Включил подушку, отрывая авто от земли у ее конца, прибавил скорости и поднялся на второй уровень. На девушку, потирающую руки под струей теплого воздуха, он не глядел… старался не глядеть, как мог.
Выбравшись на уровень, автомобиль понесся по кольцевой, почти пустой в этот час. Мартеран почувствовал, что согревается, чуть ослабил силу потока. По крыше стучал дождь, легко скрипели дворники, и неожиданно его душу наполнило ощущение уюта. Или это потому что она была рядом?
— Девушка, которую ты видел в кафе – моя подруга. Старик с ней – Виктора Черномир, писатель. За ним охотятся плохие люди, но присутствие моей подруги, которую я охраняю по приказу одного очень влиятельного лица, им мешает. И мое тоже, поэтому они всеми силами пытаются убрать меня с пути. Однако у них не получается. Пока.
— Черномир? – удивился Мартеран. – Я читал его книги, но там на обложке совершенно другое лицо. Это точно он?
— Ага, он, - кивнула девушка. – Полгода назад его поразил инсульт. С тех пор лицо сильно изменилось. Я сама с трудом его узнала.
— Природа не щадит даже гениев, - задумчиво покачал головой Мартеран.
Алама, видимо, тоже согрелась, поза ее стала свободней, плечи расправились. Он бросил на нее косой взгляд и подумал, что, конечно же, о преследователях и подруге девушка солгала, но почему-то ему стало почти все равно, будь она хоть Сарамаканом-Потрошителем.
— Инк, - от звука собственного давно забытого уменьшительно-ласкательного варианта имени, он вздрогнул. – Моего брата звали так же, как и тебя. Он погиб в прошлом году, упал в машине с моста, отказала подушка. Ты не против, если я буду тебя так называть?
— Если только это означает, что мы снова встретимся, - пробормотал он.
Девушка внимательно на него посмотрела.
— А ты хочешь?
Одинокая фигурка на мосту привлекла внимание, и он не ответил. Женщина в плаще, подняв голову, смотрела прямо на небо, затянутое тучами и дождь капал прямо в ее раскрытые глаза. Зеркало по команде дало пятнадцатикратное увеличение.
— Боже мой, - глядя на экран, сказали они в один голос. – Элли Флеки.
— Разворачивайся! – крикнула Алама, вцепляясь в приборную панель, но он уже сам давил на тормоз и выворачивал руль.
Автомобиль развернуло на двести градусов так резко, что у Мартерана перед глазами поплыли круги. Перегрузка. Компьютер запищал, но ему было плевать. Включив инверсивную тягу, он подъехал к краю уровня и прыгнул на тридцать метров ниже. Подушка ощутимо прогнулась под ними, Алама охнула, хватаясь за поручень, когда перед ними возникла трехуровневая громада моста, заполненная автомобилями до отказа.
Они запрокинули головы, глядя на верхний пустой уровень, где Элли Флеки перекинула ногу через ограждение.
— Она прыгнет! – прошептал Мартеран. – Мы не успеем, ни за что не успеем.
Он прыгнул по второй развязке на следующую ступень, едва не столкнувшись с готовящимся к обратному маневру автомобилем. К Элли они не успеют, но есть шанс перехватить ее держателем, когда она прыгнет. Только бы оказаться под ней раньше, чем будет слишком поздно.
Раскинув руки, Элли Флеки прыгнула в тот момент, когда Мартеран хлопнул по кнопке держателя. Манипулятор, обычно применяемый для подтягивания автомобиля на уровень выше при неисправности прыжкового механизма, раскрылся в доли секунды. Он ухватил Элли за плащ, но тут в машину Мартерана врезался не ожидавший такого маневра от впереди едущего автомобиль. Резкий толчок – и ткань затрещала по швам. А потом Элли Флеки выскользнула из рукавов одежды и устремилась вниз, в холодные воды канала.
Про долг.
«Скорая» вывернула из-за угла в больничный двор, и только тут водитель позволил себе выключить сирену. Их уже ждали. Обескровленное тело Рини на носилках выкатилось из машины прямо в заботливые руки фельдшеров.
— Сколько она потеряла?
— Около литра крови за полчаса. Пришла в церковь сразу после криминального аборта, это ж надо додуматься. Священника едва не хватил инфаркт.
— Как думаешь, каковы шансы?
— Пустяковые. Кровотечение сильное.
Ее привезли на каталке в операционную уже без сознания. Ольховска, дежурного врача, вызвали сразу же, и он сразу же оценил ситуацию.
— Физраствор, быстро! Группу крови определили?
— Пятая положительная, резус отрицательный! – тут же отрапортовал анестезиолог. – У пациентки гепатит С и ранняя стадия сифилиса. Что будем делать?
Ольховск вытянул руки. Анестезистка помогла ему облачиться в халат, затянула сзади шнурки, обрызгала аэрозолем руки и лицо.
— Готовьте информированное согласие на ЭльФа, - сказал он, когда глаза перестало щипать, а губы – саднить. – Как только девушка придет в себя, нужно, чтобы она его подписала.
— Думаете?
— Думаю! – рявкнул он в ответ на робкий вопрос коллеги. Халат развевался в такт шагам, когда Ольховск в операционную. – Так, показатели! Реология! Сатурация! В наших интересах спасти эту девчонку, поехали! Выполняем свой долг!
О спасении.
Сегодня нам стало известно о первой пациентке, спасенной ЭльФом. Риналь Ахмее была доставлена в Городскую больницу скорой помощи этим утром. У девушки было сильное кровотечение, и шансы на выживание практически равнялись нулю. Однако с помощью введенного в кровяное русло препарата ЭльФа катастрофы удалось избежать. Уже сегодня Риналь отмечает первые признаки улучшения, а через неделю врачи проведут полное обследование, чтобы подтвердить тот прецедент, который создала Элли Флеки. «Если все получится, - заявил в неофициальной беседе доктор Ольховск, - у нас будет гораздо большее, нежели универсальное лекарство от всех болезней. У нас будет бессмертие».
Старик, конечно, бессовестно врет. Видел я эту Рини – шлюха шлюхой, тупая, как пробка. Даже и не поняла, что у нее спрашивают, рассказала о том, что хочет стать монахиней, плакала от счастья, когда узнала, что скоро будет совершенно здорова. Ну молодец, что сказать. Хочет стать не просто подопечной священника, а самого Фломинга.
Интересно, а как церковь воспримет феномен Флеки? Кажется, бессмертие противно Богу. Заметка – поговорить с Фломингом.
О любви.
Ты смотришь на него и понимаешь, что возврата нет. Он лежит на диване, скрючившись в неудобной позе, и лицо его наполнено умиротворением и покоем. Жаль, что у вас ничего не получится. Нота оказалась слишком близко к краю, и теперь тебе срочно нужно уходить. Снимаешь его кофту через голову, кладешь на спинку кресла, вздыхаешь.
Инк. Хорошее имя. Ты его не забудешь.
Ты выходишь из дома под моросящий дождь и понимаешь, что что-то не так. Кажется, или непогода стихает? Запрокидываешь голову. Что это, неужели просвет? Невероятно, небо поднимается, а значит, климат-контроль все-таки починили. Все постепенно приходит в норму.
Это хороший знак.
Ты берешь такси до отеля, где проживают эти двое и, пока автомобиль мчит тебя по уровням и развязкам, перебираешь в уме пункты плана. Поговорить с Нотой. Рассказать Черномиру, что за ним следят, сказать, чтобы не совался, куда его не просят. Если не поможет – забрать ее к чертовой матери и уехать. Ты больше не можешь смотреть на то, как Виктора Черномир убивает твою подругу. Даже ради величайшего шедевра всех времен и народов. Даже ради миллионов, которые принесет им обеим эта работа, работа, которой, как она точно знает, суждено стать последней.
ЭльФ вмешался в реальность слишком резко. Отложив книгу о параллельной Вселенной, Черномир собирался написать о нем, а это значило, что Нота останется в рабстве еще надолго. В мусорной урне ты нашла шприцы. Она вернулась к инсомнинам, не спит неделями и постоянно курит. Хватит ненадолго.
Звонит телефон. Незнакомый номер.
— Слушаю.
— Ты уехала и не попрощалась.
И ты не можешь даже себе признаться, как рада слышать его голос.
— Я вернусь.
— Обещаешь?
Инк не видит, но ты киваешь.
— Обещаю. Я обещаю тебе.
Водитель ухмыляется выражению твоего лица в зеркале заднего вида, но тебе все равно. Ты уверена, что все будет нормально. Теперь все будет нормально.
Про ошибки.
Алама,
прости, но я так больше не могу. Я совершила ошибку, решив, что умнее, сильнее, практичнее всех тех, кто был до меня. Но Он меня довел до предела, и я решила уйти. Ночью. Захватив с собой его чертову рукопись, над которой так страдала и билась. Клетка стала давить на меня своими прутьями, а значит, птичке пора улететь.
…
Алама, пшу быстро Хорошо что я не отправила то письмо не придется терять время. Руопись выложена на Индексе в моей почте, пароль jfsoofwrjekdjie1115684. Меня засекли какие-то люди Черномир убит, а я закрылась вкомнате, но они уже стучат в дверь
Прости за все Кажется, я заигалась в большую женщину и подумлаа то смогу вытйи сухой из воды Боже ну и чушь я пишу, но в голову ничего не идет кроме пафоса и дурацких шуточек. Кажется, идут Выстрелы. Черт они убивают всех кто попадается на пути.
Продаймои предсмертные записки, получишь бшеные бабки Не могу поверить что меня идут убивать я тту стою и пишу тебе письма Кошмар прямо героиня какой-нибудь героической истории Не забывай мня Комп я слома
Черт ну вот и все вот и все вот и все прощай я люблю тея
С уважением,
Ноталайя Волсова.
Про тревогу.
— Великий писатель, гений нашего времени и автор сотен бестселлеров Виктор Черномир, открыто выступивший несколько дней назад в поддержку ЭльФа, был сегодня застрелен в номере отеля неизвестными лицами. Полиция не сообщает нам подробности происшедшего, но, несомненно, это убийство напрямую связано с набирающим обороты движением мракоборцев, поддерживающих естественных ход жизни и призывающих людей отказаться от практики ЭльФа.
Мартеран выключил телевизор и набрал номер Аламы. Сердце его стучало, как сумасшедшее. Не может быть, не может быть. Он напечатал в поисковике теги статей, но вся Дата пестрела подобными сообщениями. Алама ушла так неожиданно, потому что знала, что ее подруге грозит опасность. Он пролистал статьи. Нигде не упоминалось о том, что вместе с Черномиром был убит кто-то еще. Может, Ноталайе повезло? Может, Алама успела? Он ходил по комнате туда-сюда и не находил покоя.
Наконец, она отозвалась.
— Ты где?
— Я еду домой, - голос Аламы звучал холодно. – Ноту убили. Я не смогла ей помочь.
— Хочешь, я приеду к тебе? Побуду с тобой.
— Прости, но тебе лучше мне не звонить.
— Хочешь побыть одна?
Но она сказала то, чего он больше всего боялся.
— Нет. Я просто не хочу тебя больше слышать.
— Алама, подожди, я…
Отбросив мертвый телефон, Мартеран закрыл лицо руками. Поднялся, прошел к бару, налил мартини и выпил залпом полстакана. Улегшись на диван в кофте, которая еще хранила запах Аламы, он включил телевизор и стал смотреть новости.
Про возвращение.
Епископ Фломинг вытянул руку, останавливая Рини на пороге церкви. Забинтованные запястья рдели знаменем отлучения, н она все же попыталась войти внутрь, несмотря на то, что доступ отныне и навсегда был закрыт.
— Прости, дитя. Но порождениям ЭльФа нет дороги в храм.
Взгляд Рини заметался по сторонам, ища поддержки в глазах тех, кто стоял позади Фломинга и не впускал ее в Божий дом. Молчаливое «нет» читалось на их лицах, молчаливое порицание выражали поджатые губы. Они отказывали ей в спасении, ей, которая так в нем нуждалась.
— Вы же обещали мне! – Рини отчаянно закусила губу. – Вы же сказали, что Бог поможет мне!
— Ты обратилась за помощью к тому, что противно законам Божиим, - нараспев сказал епископ. – Иди, дитя. Ты выбрала свой путь, и он далек от нашего.
— Так я должна была умереть, чтобы быть допущенной? – взорвалась она. – Должна была сдохнуть от сифака или истечь кровь на пороге вашей церкви, чтобы оказаться достойной Пилата? Да пошли вы вместе с ним куда подальше! ЭльФ – это то, что дало мне жизнь! То, что спасает, не может быть противно Богу!
— Ты забываешься, дитя мое, - начал Фломинг, но она его перебила:
— Это ты забываешься, отец! Ты решаешь, кто достоин Бога, а кто нет! По какому праву? Потому что у тебя эти дырки на руках и ногах? Потому что тебя поит и кормит церковь, а я должна трахаться с кем попало для того, чтобы иметь пару монет на кусочек мяса размером с ладонь? Богу решать, кто достоин, ясно? Мне не нужна твоя церковь. Я найду Бога в другом месте. Досвидос, папаша!
Она развернулась и пошла прочь, а вслед, набирая силу и звуча рефреном сначала только в толпе, а потом и по всей Амазии, неслась фраза о том, что ЭльФ сводит людей с ума, лишая веры в Бога нашего Пилата.
Про них.
Ты не отыскала даже ее могилы. Тело унесли с собой, именно поэтому в хрониках не было ничего о второй жертве неизвестных убийц. Запершись у себя в квартире, ты пила водку и разглядывала ее фото.
Мартеран звонил по нескольку раз в час. Потом по паре раз в день. Потом вообще перестал звонить, видимо, решив, что с его гордости хватит. Ты убеждала себя, что тебе все равно, и спустя пару десятков лет, кажется, тебе это удалось.
Мартеран нашел Рини у порога церкви, когда пришел на очередную воскресную мессу. Сидя у порога в грязной, поношенной одежде, она просила милостыню. Подал. Она подняла на него глаза, и он увидел в них пустоту, как в глазах той погибшей девушки, подруги Аламы.
На следующий день она исчезла.
ЭльФ постепенно входит в нашу жизнь. В следующем году ЭльФо-профилактика будет включена в мировой календарь прививок, и человечество окончательно перестанет болеть.
А пока во всех сводках новостей главной является обнародование посмертной рукописи безвременно ушедшего от нас полгода назад Виктора Черномира. Его книга «Европа» о параллельном мире, в котором континенты все-таки разделились на части, а Иисус Христос занимает место Бога нашего Пилата поднимает темы жизни, смерти и любви в новом ключе.
2 поблагодарили Лукреция за хорошее сообщение: