Изгиб ключа узнал цилиндр, глухо хлопнула входная,
Запылившийся хрусталь в серванте вздрогнул от удара.
Русла медные смыкая, щёлкнул пластик пожелтевший
И заряд протёк по колбе, возбудив частицы ртути.
Засиял люминофор, в тона больничные окрасив
Вновь забытую посуду, ворох сводок и рецептов,
Пятна чая на столе, давно утратившем свой глянец,
Старый вытертый диван, когда-то бархатный на ощупь,
Ставший ныне слишком мягким для изношенных костей, немой,
Безжизненный экран - портал в иное измерение,
В иные времена, в мир старых мест, знакомых лиц и лиц
Безвестных, стран далёких, неизведанных эпох, в мир робкий,
Лёгкий, мимолётный, непохожий на другой, что за стеклом,
В котором жизнь скупа на радость и на свет скупые дни.
Один - реальный, неизбежный, мнимый, призрачный - другой,
Под шорох полиэтилена бьющий крыльями в окно.
Шнурки по кафелю влача к пластмассе жёсткой табурета,
Пара сношенных кроссовок, зашуршав, просеменила.
Рассекая полумрак, незримый луч ударил в бездну,
Оживляя чёрный зев, глаза для мира открывая,
Изгоняя тишину и монохромную тревогу.
Стены вдруг заговорил, тени в спор вступили с светом,
Построение бойцов в стекле оконном отразилось.
Вальс пришёл на смену маршу, а стрельбе - слова любви, обет
И взгляд из под вуали, обличающий во лжи. Скандал,
Развод - причина стресса, недостаточно улик, преступник,
Ставший президентом, раздаёт народу хлеб, закрыв глаза
На кризис веры, обусловленный невиданным избытком,
Образованностью масс и достиженьями науки.
"Помню мир, каким он был, смотрю на мир, какой он ныне:
Слишком быстрый, слишком шумный. Дни бегут быстрей, короче,
Громче, красочней, сочней, а я остался позади. Вот-вот,
И ветер всколыхнёт шуршащий полиэтилен, и, в страхе,
Мир расправит крылья, взмоет ввысь, а я останусь, в тишине,
Во тьме, ненужный и забытый. Не сегодня, не сейчас.
Ты слышишь, женщина, не время! Ты жива и я живой,
Забытый - помню, слабый - нужен. Нужен детям, позабывшим,
Помню внуков имена и то, что ты давно забыла:
Что всегда тебе был нужен, как мне часто говорила.
Я же звал тебя ребёнком, ты сердилась, но теперь ты впрямь
Безвольное дитя, чей только я узнаю плач, обиду,
Боль услышу в крике, в детском лепете - мольбу. Я помню,
Сладкое ты любишь, в восемь - завтрак, в два - обед. Твои глаза,
Давно уставшие моргать, в них этот взгляд, он только мой.
Я не доверю никому, промою, влагой напою.
Домой три тысячи шагов, часок поспать, потом обратно.
Ужин в семь и вновь домой, и не забыть забрать одежду.
Я забыт, но не забыл, больной и немощный, но нужный."
Монолог прервав немой, ворчал задумчиво тонометр,
Одряблое плечо сдавив резиновой рукой. Наивный,
Глупый жест поддержки стал бессмысленным с годами, только жест,
Движенье рук, как и слова - теперь лишь звук, что прежде верой
И отвагой наполняли, но истерлись, обветшали,
Разум сонный, осторожный, не способны обмануть от глаз,
Померкших, блёклых, серых скрыть действительность не в силах. Боль
Становится родной, её касания честны, и тусклый
Пыльный циферблат нелепых слов красноречивей. "Ныне врач -
Советник, власть и сила в ампуле прозрачной. Было время,
Всей душой их презирал и избегал, что было мочи.
Поклоняюсь им теперь - моя расплата за гордыню.
Вот и сын наш, дорогая, по моим идёт стопам. Гордец
В расцвете сил и лет, недавно слёг с температурой. Кашель,
Слабость - верно вирус. Говорил ему беречься, быть в тепле,
Не промокать. Не веришь мне - врачей послушай, не спроста
Рекомендуют прививаться: эпидемия с востока
Вновь пирует на планете - вид науке неизвестный,
Новый способ умереть. Весь континент на карантине.
Море, воздух - под замком. Но он, как прежде, отмахнулся.
Сыновей удел такой - отцов не слушать и платиться.
Потому сегодня я с тобой побуду, сын пусть дома
Отлежится, отдохнёт, быть может что-нибудь поймёт. А мы
В тепле, мы под защитой, нам болезни нипочём. Твой тапок
Синий шерстяной вновь за обедом соскользнул и шапка
Съехала назад. Сиди жена, не возмущайся, всё найдём,
Вернём, поправим... Неужели это я сижу в коляске,
Обессиливший от жизни, для страны - строка расхода,
В ежедневниках родных - пометка с именем и часом,
Только код на жёлтой бирке, позабыв слова и лица,
Что-то силюсь объяснить, застряв в последнем светлом дне, в одном,
Забытом всеми, счастье, средь безумцев и отбросов, ручек,
Вытертых до блеска, средь ненужного тряпья, подносов,
Пластика, фольги, небрежных рук медперсонала. Сквозь туман
Бессвязных мыслей и заплывших гноем глаз, ищу в тенях
И в танце штор в потоках жара силуэты, лица, память
Тех, кто стал навек пробелом. Без меня стареют дети,
На стене рисунки внуков - я не знал об их рожденье,
Их умениях, талантах, первых днях в садах и в школах.
Я не знаю их имён, для них я - пыльная легенда,
Пожелтевший чёрно-белый, плохо пахнущая тайна.
Не хочу, пойдём домой. Но дом твой здесь, мне скажет кто-то.
Не узнаю его голос и лицо опять не вспомню.
И, не в силах отрицать, в забвенье сладкое ныряю."
Сквозь века донёсся писк, умолк прибор, ослабив хватку,
Цифры вынесли вердикт. Зрачки расширились в испуге,
Воздух выдавив из лёгких, наступил когтистой лапой
На грудину зверь незримый и, дыханьем раскалённым
Окатив холодный лоб, клыки вонзил в плечо и шею.
"Вот и всё, я умираю. Значит так всё завершится:
Вот я есть, и вот не стало. Каково это - не думать,
Просто - не существовать? Какой бессмысленный конец восьми
Бессмысленных десятков." Вновь, программе древней верный, импульс
В сердце зародился, в омертвевший миокард послал разряд,
Ещё, ещё! В колодце тёмном гипоксии мозг забился,
Закричал, второстепенные системы отключая.
Кровь, застывшую в сосудах, потемневшую, густую,
Жидким пламенем насытил, напоил адреналином.
"Всё бездарные врачи, совсем как в утренней программе!
Криминальная халатность, вот как там это назвали.
Смерть в халате, палачи меня словами и таблетками
Кормили двадцать лет. И вот итог: смерть в одиночестве
И в боли, всеми брошен и забыт, и сыновья мои -
Их вечно нету рядом, вечно занят телефон! Приехать,
Просто позвонить! Неблагодарным это в тягость! Были б здесь,
Я был бы жив!" В тумане слёз блеснул экран и птичья трель,
Сквозь колокольный звон в ушах, пробилась, тронув перепонку.
Жизнь, надежда за стеклом! Скользнуть, коснуться, дотянуться!
Дрогнув, палец онемевший сжёг последний кислород. Рука,
Тяжёлая, чужая, замерла на полпути к погасшей
Глянцевой панели. "Только я и тьма, и смерть. Никто меня
Здесь не услышит - дверь тяжелая, стальная в коридор
Не пустит крик, застрявший в сдавленной гортани." Мрак сгустился,
Обступил, сжимая свет, глотая искры. Обессилев,
Истощившись, мозг проваливался в сон, перечисляя
Все заботы, все долги. "Кто позаботится о ней теперь,
Когда меня не стало? Навещать три раза в день, кормить,
Поить, стирать одежду. Беспорядок у меня, всегда так -
К вечеру нет сил. И дверь, похоже, я не запер: вдруг я сплю,
А кто придёт? И хорошо, если свои, а ну как вор?.."
Последний раз редактировалось e1team; 28.11.2020 в 08:51..
Можно сказать - всё познал, но ничего так и не узнал... Такой посыл? 
А на намёки люди давно уже внимания не обращают. 
