Проснулось в облаке дитя от скрипа старого матраса.
Ночь ещё не отпустила, и по тёмному пространству
Призрак матери проплыл к квадрату серому прохлады.
Снова скрип - качнулась рама. Мать, лицо подставив ночи,
Чары пальцами творила, укрощая дикий пламень.
Соскочил с её запястий, в волосах забился птицей,
Растворился в серой мгле, оставив дым густой и едкий -
Сладковатый аромат, крадущий чистое дыханье,
Проникающий под кожу, застревающий в желудке.
Дым, крадущий очертания, стал мглой, слился с туманом.
Руку вскинула, прощаясь с тьмой голодной и печальной,
Бросив искры ей во след. Мать снова скрипнула окном, опять -
Видение ночное, проскользила по паркету к чаду,
Ждущему на грани между зябкой, серой явью и меж сном
Пуховым, белым. Вновь почувствовав тепло и близость тела,
Чадо мать спросило сонно об огне и чарах ночи:
"Что за свет порой я вижу, что блуждает в волосах, крадёт,
Сжигает их дотла и вместо них горит пожаром? Ты
Пугающе красива, но, мгновение спустя, он гаснет,
Словно по команде. Мановение руки, и ты опять -
Знакомый контур, чёткий, чёрный силуэт на сером фоне
Зыбкой мглы." И мать, шурша крахмалом ткани, повернулась
В темноте - лишь уплотнение в пространстве, и ребёнку,
Еле слышно, отвечала: "Это ауру ты видишь.
Дар по истине бесценный - видеть отблески души. Ты,
Как и я - дитя звезды, другой, особенный, чужой. Ты,
Как и я, способен видеть то, за что нас ненавидят.
Присмотрись к любому впредь, и ты их истину увидишь -
Словно радуги осколок каждый носит вместо сердца.
Правда каждого - своя, и каждый светится иначе:
Кто сияет белизной - безукоризненной и честной,
Мудрый - синим окружён, а жёлтым - властные сияют.
Красный - цвет натуры зверя, фиолетовый - единства,
Ну а чёрный - пустоты, цвет разрушения, бесчинства."