как Репин писал запорожцев, пишущих письмо турецкому султану
Ab ovo, как говорится...
Послание Мухаммеда IV
Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель гроба Господня, попечитель самого Бога, надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан — повелеваю Вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротивления и меня Вашими нападками не заставлять беспокоиться.Ответ запорожцев Мухаммеду IV
Султан турецкий Мухаммед IV.
Вынужден сообщить, что парламентарные выражения в ответе казаков, увы, отсутствуют. Наши славные предки явно отдавали предпочнение выражениям нецензурным, о чем и предупреждаю всех, читающих этот знаменитый ответ – Н.Б.
Запоріжські козаки турецькому султану!
Ти, султан, чорт турецкий, i проклятого чорта брат i товариш, самого Люцеперя секретар. Якiй ти в чорта лицар, коли голою сракою їжака не вб'єш! Чорт висирає, а твоє вiйсько пожирає. Не будеш ти, сукiн ти сину, синiв христiянських пiд собой мати, твойого вiйска ми не боiмось, землею i водою будем биться з тобою, распройоб твою мать.
Вавилоньский ты кухар, Макидоньский колесник, Іерусалимський бравірник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Египту свинар, Армянська свиня, Подолянська злодиюка, Татарський сагайдак, Каменецький кат, і у всего свiту i пiдсвiту блазень, а нашого Бога дурень, самого гаспида онук и нашого хуя крюк. Свиняча морда, кобиляча срака, різницька собака, нехрещений лоб, мать твою в'йоб!
От так тобi запорожцi виcказали, плюгавче. Не будешь ти i свиней христiанских пасти. Тепер кончаємо, бо числа не знаємо i календаря не маємо, мiсяць у небi, рік у князя, а день такий у нас, який i у вас, за це поцілуй в сраку нас!
Пiдписали: Кошовий отаман Іван Сірко зо всiм кошем Запоріжськiм
...А Илья Ефимович Репин (кстати, почти наш земляк — уроженец Харьковской губернии) писал свое полотно более десяти лет — с 1880 по 1891. Началось все с серии этюдов в 1880. После этого была неспешная серия эскизов и подбора моделей. Первый законченный эскиз маслом появился в 1887. Репин подарил его Д.И.Яворницкому. Позже Яворницкий продал его Третьякову, и сейчас он висит в Третьяковке:
И.Е.Репин по ходу работы над холстом неоднократно откладывал в сторону кисти с маслом, и приезжал к нам, на Днепропетровщину (pardonnez-moi, как это ни больно для кого-то звучит — Екатеринославщину), где встречался с Яворницким и другими нашими известными, и не очень, земляками, и делал зарисовки, эскизы, этюды...
Многих персонажей известной картины художник увидел именно здесь, хотя кое-кого нашел и в Петербурге — был такой грех! И вот, интересно все-таки узнать, кто же на самом деле изображен на полотне?
Кто есть кто?
Например, один из весьма колоритных персонажей срисован с художника Ивана Францевича Ционглинского, преподавателя рисовальной школы Императорского Общества поощрения художеств, активного участника питерского творческого объединения "Мир искусства". Точнее, он был Яном Францевичем, т.к. родился в Варшаве, и по национальности, оказывается, был поляком, однако, все-таки составил компанию запорожцам. 
А вот, скажем, красавчик с благородными чертами лица и вполне интеллигентной усмешкой — не кто иной, как внучатый племянник известного русского композитора М.И.Глинки. А нашел Репин молодого человека в Петербурге — в те времена он (разумеется, Глинка) был камер-пажем. 
Высокий казарлюга с повязкой на голове — это одесский художник Николай Дмитриевич Кузнецов. Шутник, силач, академик Академии художеств, профессор, руководитель класса батальной живописи в Академии. Кузнецов водил дружбу со всей Одессой, был учредителем Товарищества южнорусских художников в Одессе и Одесского литературно-артистического общества. Кстати, пусть вас не вводит в заблуждение его одесское происхождение и русская фамилия — по национальности он был греком. Эта сладкая парочка — Глинка с Кузнецовым — по замыслу художника должны были представлять собой хрестоматийные образы Андрия и Остапа.
Беззубый сморщеный дедок с люлькой был зарисован Репиным со случайного попутчика на пристани города Александровска (нынче Запорожье). Имени его история не сохранила, но его образ запечатлен художником на долгие годы существования картины. 
Типичный бурсак, подстриженный под макитру, и не успевший еще отрастить усов — художник Порфирий Демьянович Мартынович. Обучался в Академии художеств, владел, кстати, филигранной графикой, но из-за болезни в 25 лет был вынужден оставить живопись. Однако, самое интересное то, что Репин его в глаза никогда в жизни не видел. А персонажа "Запорожцев" он писал не с живого Мартыновича, а с гипсовой маски, снятой с лица молодого художника. И еще более забавно то, что бедняга, когда с него (живого!) снимали маску, усмехнулся, и усмешка так и осталась на маске. Так ее Репин и срисовал. 
А для этого хмурого типа с сумеречным взором позировал ни кто иной, как Василий Васильевич Тарновский, украинский коллекционр и меценат, владелец известного имения Качановка. Был, кстати, по совместительству предводителем дворянства Борзнянского и Нежинского уездов Черниговской губернии. В Качановке Репин срисовывал казачью амуницию (а заодно — и самого Василия Васильевича), которой у Тарновского было — завались: его коллекция древностей козацкой эпохи стала основой коллекции Черниговского Исторического Музея. 
На картину попал не только В.В.Тарновский, но и его кучер, Никишка. Здесь он являет собой образ казака Голоты. Репин, будучи восхищен Никишкиными щербатостью, одноглазостью, нетрезвостью и смешливостью, успел его зарисовать, когда они вместе с Тарновским переправлялись через Днепр на пароме. 
Ну, а вот и сам атаман — тогдашний кошевой Сечи, Иван Дмитриевич Сирко — одна из центральных фигур картины. Художник долго искал для него походящий образ, остановившись, в конце концов, на генерале Михаиле Ивановиче Драгомирове, тогдашнем командующем войсками Киевского военного округа, впоследствии — киевском генерал-губернаторе. Герой русско-турецкой войны, шутник, весельчак и балагур, М.И.Драгомиров был необыкновенно популярен среди киевлян. О нем ходили легенды, самая известная из которых — классическая история с телеграммой, посланной самолично императору Александру: "Третий день пьем здоровье Вашего Величества". В общем, генерал, как и И.Д.Сирко, тоже имел опыт оригинального эпистолярного жанра, что, возможно, и подтолкнуло Репина к тому, чтобы именно его выбрать центровой моделью. 
А вот персонаж, изображающий татарина, рисовался, действительно, со студента-татарина. Но, прошу обратить внимание, не все черты лица у него татарские. Прекрасные белые зубы были "позаимствованы" художником (sic) с черепа козака-запорожца, найденного на раскопках возле Сечи. В общем, хороши были наши предки — пальца им в рот не клади! 
Для толстяка, который должен был изображать еще одного хрестоматийного персонажа — Тараса Бульбу — прототипом оказался профессор Петербургской консерватории Александр Иванович Рубец. Несмотря на то, что Александр Иванович жил и работал в Питере, родом он был из Стародуба, являлся потомком польского шляхетского рода. Рубец был талантливым музыкантом и педагогом, прекрасно играл на многих инструментах, включая фортепиано и бандуру. Через его руки прошло более десяти тысяч воспитанников, а его огромное собрание русских, украинских и белорусских народных песен (около шести тысяч!) еще ждет своей публикации — если бы, конечно, его удалось разыскать... 
Из-за Рубца-Бульбы уныло выглядывает худой, высокий длинноусый казак. Ба! Да это ведь еще один музыкант. И кто! Солист Мариинского театра, Федор Игнатьевич Стравинский. Кстати, отец известного композитора Игоря Стравинского. Между прочим, Ф.И.Стравинский был еще и неплохим художником, и в свое время долго колебался — куда поступать: в консерваторию, или в Академию художеств. Любовь к музыке победила, но и во всяких художествах Федор Игнатьевич был замечен — даже в "Запорожцах". 
Ну, а владелец этой обширной лысины и трехэтажного затылка — не кто иной, как Георгий Петрович Алексеев. Личность, надо сказать, уникальная. Предводитель дворянства Екатеринославской губернии, Обер-гофмейстер двора его Величества, кавалер почти всех российских орденов, почетный гражданин города Екатеринослава, страстный нумизмат, автор научных трудов по русской нумизматике. Весьма анекдотична история, о том, как он позировал Репину. Тот, увидев его уникальные затылок и лысину, загорелся желанием запечатлеть их на картине. Однако Алексеев с негодованием отверг предложение художника позировать ему в столь неприглядной позиции. Здесь на помощь Репину пришел Яворницкий. Пригласив Алексеева посмотреть свою коллекцию монет, он втихаря посадил художника сзади, и пока доверчивый нумизмат любовался коллекцией, проворная рука мастера изобразила его в нужном ракурсе. Георгий Петрович, узнав себя уже в Третьяковке, был очень обижен на обоих, но делать было нечего... 
Полуголый запорожский вояка (заодно и картежник) — это приятель Репина и Яворницкого, наш земляк, педагог народной школы, Константин Дмитриевич Белоновский. Впрочем, картежником он был лишь по сюжету картины, а вовсе не в жизни. Кстати, именно потому, что сей персонаж должен являть собой образ не только воина, но и любителя азартных игр, он изображен с голым торсом — при серьезной игре казаки снимали рубашки, чтобы не прятали карты за пазуху и в рукава. 
Ну и, наконец, еще один центральный персонаж картины: писарь, он же Дмитрий Иванович Яворницкий, собственной персоной. Ну, не мог Репин не изобразить на картине нашего славного земляка! Ведь именно Яворницкий являлся главным вдохновителем и консультантом художника. Именно с экспонатов собрания Яворницкого Репин срисовал большую часть амуниции, оружия и прочей казацкой атрибутики. И, как уже было сказано, первый законченный эскиз картины Илья Ефимович подарил именно Дмитрию Ивановичу. Между прочим, усмешку, которая запечатлена на картине, Репину удалось выдавить из Яворницкого не сразу. Когда Яворницкий приехал в мастерскую художника позировать, он был весьма хмур. Но у Репина кстати нашелся журнал с карикатурами, который он подсунул Яворницкому. Тот, просмотрев несколько страниц, заулыбался, и в таком виде попал в окончательный вариант картины. К сожалению, пока что мне не удалось опознать всех персонажей, изображенных на картине. А ведь известно, что Репину позировали для нее и Гиляровский, и Мясоедов, и Мамин-Сибиряк, а может, и еще кто-либо из известных людей. Попали они в окончательный вариант картины, или нет — это вопрос, который еще ждет своего ответа. Кто его даст, и даст ли его кто-нибудь — время покажет...
«Запорожцы»: эпизод 2. Атака клонов.
Мало кто знает, что эта картина имеет два варианта. Основной, можно сказать, классический вариант был завершен, как уже было сказано, в 1891 году. Но, еще не закончив первый вариант, Репин в 1889 начал работу над вторым, который закончил, по одним данным в 1893, по другим — в 1896 году. Точнее говоря, эту работу он не закончил, а прекратил, вторая версия картины так и осталась незаконченой.
Хранится она нынче в Харьковском художественном музее, куда попала в 1935 из Харьковского исторического музея, которому, в свою очередь, в 1932 она была презентована Третьяковкой. Это полотно несколько уступает по размерам первоначальному варианту, и является, так сказать, кулуарным экземпляром. Харьковчане, конечно, гордятся "своими" «Запорожцами», но по-моему, клон все-таки проигрывает исходнику.
Хотя, надо сказать, основная версия картины со стороны многих явилась предметом весьма острой критики. Репина критиковали за "историческую недостоверность" картины: в основном досталось хлопчику, набивающего люльки запорожцам, которого Илья Ефимович поместил в левом нижнем углу картины (кстати, писал он его со своего малолетнего сына Юрия), а еще автор получил по первое число за "белую свитку", развернувшуюся спиной к зрителям и занявшую всю правую часть картины. Хлопчика художник убрал, кинув на его место какой-то пестрый кунтуш (вот так: пожертвовал сыном ради исторической достоверности!). Что же касается "белой свитки" — таковая осталась на своем месте как немой памятник упрямству автора.
Второй вариант «Запорожцев» автор, похоже, попытался сделать более "исторически достоверным", но явно оказался неудовлетворен результатом, и бросил на полпути.
Ну, а судьба основного варианта картины сложилась счастливо. После шумного успеха на нескольких выставках в России и за рубежом (Чикаго, Будапешт, Мюнхен, Стокгольм) картину в 1892 году купил сам государь — император Александр III. Художник был счастлив! Еще бы! Ведь августейшая особа выложила за нее ни много, ни мало, как 35 000 полновесных царских рубликов. По непроверенным сведениям, при совершении этой сделки протекцию Илье Ефимовичу составил не кто иной, как Михаил Иванович Драгомиров (что, в общем-то, не удивительно, учитывая откровенные украинофильские настроения генерал-губернатора). Картина оставалась в царском собрании до 1917, а затем, после пары революций и реквизиций она оказалась в собрании питерского Русского музея, где и находится по сей день.
Снова ab ovo.
С чего же все началось? Для начала был найден исторический документ. Точнее, найден был, разумеется, не сам документ, а его копия, сделанная в 18 в. Она попала в руки нашего известного земляка, этнографа Якова Павловича Новицкого, от некоего безвестного любителя украинской старины. Новицкий по-приятельски передал найденную копию своему другу Яворницкому, а тот как-то раз зачитал ее, как курьез, своим гостям, среди которых был, в частности, И.Е.Репин. Ну, а дальше вдохновение художника и горячее соучастие Д.И.Яворницкого сделали свое благое дело.
Однако, сам знаменитый ответ вряд ли когда-либо покидал пределы Сечи в составе дипломатической почты, и уж тем более вряд ли попадал в руки турецкого султана. Скорее всего, казаки, потешившись вволю, и сублимировав, так сказать, свое творчество в оригинальном эпистолярно-дипломатическом жанре, оставили это письмо в архиве вместе с остальными бумагами. А гораздо более достойные казацкие ответы они предпочитали давать не пером, а саблей и мушкетом.
от(с)юда
