@Red, ну может они целовались , если только.
Крупская почуяла неладное, предложила Ильичу расстаться и он сразу послал Инессу
ПИСЬМО И.Ф.АРМАНД1
23 февраля (8 марта) 1914 г.
Воскресенье. 8/III.1914.
Дорогой друг! Ты отвечаешь на мое грустное письмо2, а я совершенно забыл, как, что, когда я писал — вот неудобство переписки чересчур издалека.
Ну, буду продолжать беседу вообще, несмотря на этот перерыв.
Вчера взбесило меня нахальнейшее письмо Гюисманса3, коему Попов до сих пор не доставил доклада4!! А обещал сделать это 4.II. (2.II я уезжал из Брюсселя и из кафе — помнишь? Не знаешь ли названия кафе? около Gare du Nord1* — писал об этом Гюисмансу5).
Послал бешеное заказное с обратной распиской письмо этому мерзавцу Попову6: занимайся, дьявол тебя бери, какими хочешь любвями и болезнями, но, если взял партийное обязательство, то выполняй или вовремя передай другому. Написал также Карлсону7. А Гюисмансу ответил que ses expressions sont outrageantes qu'il n'a pas en aucun droit de les employer et s'il ne les retira pas formellement, c'est la derni6re lettre que je lui 6cris!8 2*.
Сволочь Попов — выставил меня обманщиком перед Гюисмансом...
Из Москвы почти нет вестей. Московского комитета, кажись, нет. Областники работают недурно, но темп медленный. Теперь еще плехановцы + 1 «наш» литератор ставят там профессиональный орган9. Боимся (entre nous)3*, чтобы нашего не обошли.
Выйдет ли «Работница» 10 после арестов, не знаем.
P.S. No news from «Brother»11! If you write him, ask for letters and news and inform me!
It seems, that he had a conflict with «beautiful but stupid woman» before her «death»12 4*.
Опубликовано — «Российская газета», № 10, 18 января 1994 г.
Фонд 2, on. 1, д. 3221 — автограф.
1* Имеется в виду кафе «Космополит» близ Северного вокзала.
2* Что его выражения оскорбительны, что он не имеет никакого права их употреблять и если он не откажется категорически от них, то это будет последнее письмо, которое я ему пишу (франц.).
3* Между нами (франц.).
4* Никаких новостей от «Брата»! Если ты ему напишешь, спроси о письмах и новостях и информируй меня. Кажется, он имел конфликт с «прекрасной, но глупой женщиной» перед ее «смертью» (англ.).
1 Публикуемые в сборнике письма В.И.Ленина Инессе Федоровне Арманд дополняют уже известные по Полному собранию сочинений В.И.Ленина.
И.Ф.Арманд — дочь французских актеров, с 1893 г. бывшая замужем за русским фабрикантом А.Е.Армандом, имевшая нескольких детей, в 1904 г. порвала с буржуазной средой и вступила в революционное движение России; с этого года она — член РСДРП. С Лениным и Н.К.Крупской познакомилась в Париже в 1910 г.
Письма Ленина к ней отличаются особой доверительностью, лиризмом и эмоциональным подъемом. Личные письма Арманд к Ленину не сохранились, кроме одного; отрывок из него приводится ниже. Это письмо раскрывает характер их отношений.
(декабрь. 1913 г.)
«Суббота, утро
Дорогой, вот я и в ville Lumiere и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно услышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel1*, к орлеанке и пр. воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо — может быть тут и пройденная ступень, а все-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, — ты пожалеешь, что жизнь уходит. Грустно было потому, что Ароза была чем-то временным, чем-то переходным, Ароза была еще совсем близко от Кракова, а Париж — это уже нечто окончательное. Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитями связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты «провел» расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя.
Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н[адеждой] К[онстантиновной]. В одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала особенно дорога и близка лишь недавно. А я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и нежность. В Париже я очень любила приходить к ней, сидеть у нее в комнате. Бывало, сядешь около ее стола — сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, говоришь о самых разнообразных материях. Может быть, иногда и утомляешь ее. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н.К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Longjumeau и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал...
Воскресенье, вечером
Была сегодня у Ник[олая] Васильевича]. Застала там Камского с семьей и Иголкина, который только что вернулся из Америки и ругает ее на чем свет стоит. Рассказывал много интересного. Они меня здесь прозвали исчезнувшей Джокондой — и это мнение обосновывают очень длинно и забавно. Завтра будет заседание КЗО [см. док. 57, прим. 1]. Я думаю здесь прочитать перед группой доклад о совещании и хочу у тебя попросить совет о конспирации, что можно говорить, чего нельзя. Напр[имер], можно ли говоря об организациях и, указывая разнообразия организационных форм, прямо указать, что в Москве так-то, а в Питере иначе, и можно ли, напр[имер], сказать, что организация держится на таких-то и таких-то легальных организациях (профес[сиональные] союзы, певческие общества, кооперативы и пр.), или это неконспиративно и пр. Буду благодарна за всякие советы и указания, которые ты мне пришлешь по поводу доклада. Только ответь поскорее. Между прочим, они мне сказали, что в газетах появилось известие (или, может, этот слух идет от Рубинова), что во время конференции, устраиваемой Международным с[оциалистиеским] 6[юро], какая-то комиссия, состоящая из Вандервельда и Гюисманса, будет играть роль третейского суда — что ли? Правда ли это? Еще вот что прошу тебя. Когда будешь писать мне о делах, то как-нибудь отмечай, о чем можно говорить КЗО и чего говорить нельзя. А то иногда хочется сказать что-нибудь и не знаешь, как ты на это смотришь. Иголкин, между прочим, занимает презабавную позицию. Он не находится ни в нашей группе, ни у примиренцев (последних очень не любит). Тебя лично он, по-видимому, очень любит, но видит какую-то заслугу в том, что все-таки может противостоять тебе. Вот, мол, такой я силач, не поддаюсь самому Ленину. По-моему, в таком отношении есть много лестного, но все-таки это забавно.
Ну, дорогой, на сегодня довольно — хочу послать письмо. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли. Я написала также Н[адежде] К[онстантиновне], Брату, Зине и Степе.
Неужели никто ничего не получил! Крепко тебя целую.
