Вовсе недецкая сказочка:
В углу комнаты тихонько бурчит старенький телевизор. Диктор с каменным лицом вещает об очередном таинственном и страшном происшествии. Сквозь алкогольный туман до ушей доносятся обрывки фраз: «в закрытой квартире… никаких следов… странные… во сне… улыбки… возбуждено уголовное дело… тупик… недавно потеряли близких…». Очередное пиво, тарелка с жаренной и уже успевшей остыть картошкой и, наконец, долгожданный после тяжелого дня отдых в старом кресле.
Можно и не заметить, когда тебя смотрит дрема.
Борис рывком сел на кровати, провожая странный уже забытый сон. Сердце билось отбойным молотком, угрожая вырваться наружу, лоб был мокрым от испарины. Прикроватный будильник, весело подмигивая одним глазом - Алинка всегда любила такие, показывал двадцать семь минут третьего. На кухне жужжал старенький холодильник, а где-то во дворе заливалась собака.
Встав и, немного пошатываясь, Борис побрел в сторону кухни. Не зажигая света, открыл кран и подставил лицо ледяным струям. Тревожное состояние почему-то не желало уходить.
- Папа?
Он знал этот голос. Этот голос в течение шести лет после смерти жены был самым родным для него. Но год назад он потерял и его. Так глупо и так неправильно. Однако он до сих пор помнил этот голос. И он бы узнал его всегда.
На подоконнике сидела Алинка. Одета она была в какой-то новый темно-синий джинсовый комбинезон. По крайней мере, он такого у нее не помнил. И вообще, сама девочка выглядела старше, будто смогла повзрослеть. Однако в руке девочка сжимала своего любимого старого пушистого темно-серого слоника со смешными ушами как у Микки-Мауса. Обычно чистый и расчесанный он сейчас был сильно потрепан и будто извалян в грязи, кое-где даже появились небольшие дырки, сквозь которые торчала такая же грязная вата.
- Я соскучилась, пап. Поэтому я пришла.
Борис чувствовал или, быть может, ему казалось, что он чувствует, запах гниения, цветов и мокрого дерева. А его мертвая дочь, как ни в чем не бывало, сидела напротив, на своем любимом подоконнике и, не мигая, смотрела на него своими бездонными черными неживыми глазами.
- Пап, пожалуйста, давай поиграем.
Ему очень хотелось что-нибудь сказать. Или спросить. Издать хоть какой-нибудь звук. Но он молчал и не двигался. Вода с подбородка капала на майку, а потом – на пол, оставляя длинные мокрые разводы. Внезапно очень захотелось закурить и, зацепившись за это чувство, Борис вынырнул из оцепенения, глубоко вдохнув душный летний воздух. Легкие внезапно обожгло, и он понял, что даже не дышал все это время.
Алинка тем временем протянула ему руку.
- Пап, почему ты молчишь?
- Извини. – Внезапно Борис сообразил, что подошел к дочери и держит ее за руку. Та грустно улыбнулась и спрыгнула с подоконника. Прыжок получился плавным и необычным, будто на секунду девочка повисла в воздухе и только потом бесшумно приземлилась на пол.
На мгновение Борис решил, что, может, на самом деле, она жива, и все это было лишь долгим и жутким сном.
- Зачем ты пришла, милая?
Ее рука была холодной и немного влажной, словно от росы.
- Мне там одиноко и плохо без тебя. Я пришла к тебе.
Немного застенчивая улыбка осветила кажущееся безжизненным лицо.
- Я тоже скучал, котенок. – Отец опустился на корточки рядом с дочерью.
- Обними меня, папочка, - внезапно всхлипнула дочь, - обними, пожалуйста, обними, и мы никогда больше не расстанемся. Обещаю.
Борис знает, что если сделает это – больше никогда не очнется.
Руки у нее холодные, монохромно-серые и твердые, словно вытесанные из тяжелого древнего мрамора. Глаза больше похожи на давно выгоревшие угли, чем на те, счастливые и полные жизни. От длинных белых запачкавшихся в грязи кос пахнет мокрой землей, сгнившим деревом и, совсем немного, цветами. Но внутри ее груди Борису слышится такой родной, пусть и очень тихий, стук маленького детского сердца. Тогда отец больше не может сдерживать слез.
Он вновь счастлив. (с)
Магдалена Астровская
Поблагодарили Шпилька за хорошее сообщение: