Изи.

Воскресенье выдалось скучным и дождливым, поэтому, как только Джо отбросил грязный ивовый прут в сторону и, повернувшись к товарищам, предложил пробраться на склад торговой компании, его инициатива была безоговорочно принята. Несколькими часами позже, в куче прелой листвы, Изи думала о том, что эта идея сразу не пришлась ей по вкусу, но, как обычно, ей не хватило смелости высказаться. Послушно заправив челку за ухо, она уткнулась носом в шарф и засеменила вслед за стайкой ребятишек, неловко прядая на половину развязавшимися шнурками.

В гулкой пустоте складских помещений не оказалось ничего таинственного. За дырой в заборе и строгими параллелограммами бетонных плит покрывались пылью деревянные ящики, скапливался картон и обрывки веревки – не густо, если хочешь придумать игру для двенадцати человек. Но склад оказался большим и пустынным – как и офисы компании после ее разорения – и Джо снова пришла в голову замечательная идея: играть в прятки. Изи нечасто оказывалась в этой компании, но, когда отец еще жил с ними, он проводил с дочкой много времени, и она усвоила с трех лет, что залогом успеха в этой игре будет спрятаться как можно лучше.

Царапая обрывком картона по складской пыли, Изи напевала про себя рождественский гимн в ожидании ведущего, но время шло, а тишину вокруг ничто не нарушало. Задор игры давно прошел, было скучно и зябко. Робкое желание выйти из укрытия и разыскать ребят не выдержало конкуренции с волнующим предчувствием того, как Джо отыщет ее последней из всех играющих, собственноручно вручив победу. Изи мечтала увидеть удивление и восторг на его красивом лице – и зависть в небесно-голубых глазах Стейси Дентон, когда за железными воротами стали сгущаться осенние сумерки. Стало страшно.

В животе неприятно урчало. Голодная и озябшая, Изи начала осторожно ходить от стены к стене, стараясь производить как можно меньше звуков. Прошло не меньше часа, прежде чем в голове девочки родилось подозрение, что ее не находят потому, не ищут. Наверное, не стоило так хорошо прятаться. Предположение о том, что все остальные дети просто доиграли и ушли со склада, забыв ее здесь, пугало сильнее сгущающейся темноты. Забыв о прежней осторожности, Изи опрометью бросилась к воротам и, вдруг, услышала за ними шаги.

«Джо!», - громко крикнула она, позабыв о прятках от радости расставания с паническим страхом, и бросилась навстречу. Но человек, зашедший в помещение, оказался незнакомым взрослым мужчиной в форме торговой компании с карманным фонариком в руке и зубочисткой во рту. Запах, исходивший от него, когда тот заговорил, был Изи знаком. Так пахло от папы – дешевым бренди и сигаретами. «Что ты здесь делаешь, малютка?», - произнес незнакомец. Глаза Изи привыкли к яркому свету фонарика достаточно, чтобы разглядеть щетину на его усталом лице и блеск в глазах. «Простите, сэр, - начала она испуганно-пищащим голосом, - я ждала своих друзей». Зубочистка во рту мужчины переместилась слева-направо. Торопливым движением отерев рукой подбородок, он сделал нетвердый шаг вперед: «Это что ли тех маленьких засранцев? Ну – человек десять подростков?». Изи энергично закивала, на ее губах застыла вежливая улыбка. «Прогнал их по домам с полчаса назад», - сказал незнакомец, запуская руку под куртку между пуговиц и почесывая живот.

Отец всегда говорил Изи опасаться незнакомцев. Она почувствовала угрозу, необъяснимую, но абсолютно реальную, и ей захотелось плакать. «Нельзя», - зашептал тоненький голосок в голове. «Тогда я тоже пойду, сэр», - сказала она как можно спокойнее и двинулась к выходу. «Постой, - сказал мужчина, преграждая ей путь, и Изи вмерзла в бетон. – Тут не все так просто, малышка». Он положил фонарик на стопку пластиковых коробок и сладко потянулся. За спиной незнакомца подрагивала на ветру открытая створка ворот. Изи захотелось побежать к ней со всех ног и скрыться в осенних сумерках, но она не могла пошевелиться. «Склад, вроде как, хозяйский, ходить сюда нельзя, - от этих слов девочке стало не по себе. Мама рассердится. А когда она недовольна Изи, в дело вступает отцовский ремень. – Нельзя, понимаешь?», - вкрадчивый голос незнакомца затих. Наслаждаясь произведенным эффектом, он смотрел на перепуганного ребенка, задумавшегося о совершенном преступлении. «Так что, поехали в полицию», - сказал он, протягивая руку к Изи. «Я хочу домой», - обессилено прошептала она, не двигаясь с места. Пропахшие табаком пальцы прошлись по ее шарфу. «Знаешь, мы можем с тобой договориться», - сказал незнакомец, поглаживая хрупкое детское плечо, едва согреваемое несуразным клетчатым пальто. «Я нарушу закон, - в голосе незнакомца появились новые, незнакомые, дрожащие нотки. Изи не слышала, чтобы так говорили взрослые, только в кино, - не отвезу тебя в полицию, а ты кое-что сделаешь для меня. Это не займет много времени».
Нет, Изи не хотела в полицию, но мысль о том, что этот человек отвезет ее туда, убедительно не звучала. Девочка понимала, на чьей стороне сила, и то, что пока она не выполнит его просьбу, ей не покинуть склад. Это было как с собакой мистера Мастерсона, учителя французского: кто-то должен был с нею погулять, пока он будет проверять контрольные, и прощение оставления после уроков было не главным. Но сейчас в ее маленькой голове росла тревога, предчувствие гораздо больших проблем, чем вызов мамы в школу. Она не могла говорить и поэтому просто кивнула. Пахнущие табаком пальцы отпустили ее плечо и вцепились в подбородок.

«Сколько тебе лет?», - спросил мужчина, рассматривая ее лицо. «Двенадцать», - пролепетала Изи в ответ. «И уже обжимаешься по складам? – девочка не поняла, что он имеет в виду. – Обжимаешься по складам, маленькая шлюшка?». Дыхание мужчины стало чаще. Он расстегнул брюки и засунул в них руку. «Он что – хочет в туалет? – удивилась Изи. – Может, тогда он меня выпустит, и я убегу». «Маленькая шлюшка», - снова повторил незнакомец. Его рука задвигалась в брюках, как будто он чесался, и Изи зажмурилась. Но скоро он встряхнул ее за подбородок, и девочка открыла глаза. То, что она увидела в руке незнакомца, заставило ее отпрянуть и отвернуться, но он вновь схватил ее, на этот раз – за шею, крепко. «Я покажу тебе, как это делается, малышка, - сопел ей в макушку незнакомец, распространяя зловоние, - и мы будем в расчете». Изи не хотела открывать рот. Ей было стыдно и страшно, и он начал царапать ее губы ногтями, повторяя: «Ну, давай же, маленькая шлюшка, ну же…», - пока она не разжала зубы, и кусок дурно пахнущей мужской плоти не оказался у нее во рту. Было противно и страшно, а самое ужасное – трудно дышать. Изи безотчетно упиралась руками в тучный живот незнакомца, который двигался, стонал, все сильнее сжимая ее горло, пока что-то не хлынуло из его тела, и мужчина, отстранившись, не обмяк, свесившись через коробки. Наконец, Изи удалось освободиться. Она опрометью бросилась прочь, через стылую, ветреную, свистящую тьму. А за ее спиной, в гулкой, зловещей пустоте склада звучали его тяжелые шаги и брань.

Изи бежала, наверное, целую вечность, пока не оступилась и не полетела на кучу осенней листвы. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что угодила в складской мусор, споткнувшись об арматуру. На миг все звуки исчезли – и гулкое эхо шагов преследователя, и шум ветра, и шелест холодного дождя – остался только бешеный стук ее сердца. Изи приподняла голову, и ее вытошнило на мокрые листья. Ее еще душили спазмы, когда незнакомец, шипя ругательства, упал на нее сверху, погружая холодные руки под пальто. Девочка взвизгнула и попыталась вырваться, отчаянно молотя ногами, цепляясь за все подряд, ломая ногти об остатки деревянных ящиков. Ее преследователь коротко вскрикнул и ненадолго отстранился. Почувствовав свободу, она поползла вперед, из последних сил борясь за все то светлое и чистое, что еще было в ее жизни. В следующий момент кусок арматуры опустился ей на спину, сломав позвоночник.

Изи не почувствовала, что он делал с нею дальше. Она ощущала толчки, осыпающие листву, и капли холодного дождя. Расцарапанные губы невыносимо саднило, болели изодранные пальцы, но все остальные ощущения отступили далеко-далеко. Перед тем, как мир окончательно погас, она успела подумать о том, как рассердится ее мама из-за всего, что случилось, и как жаль, что Джо так и не нашел ее во время игры в прятки. Потом наступило спасительное забвение. Незнакомец припорошил мокрой листвой тело ребенка, сочтя его мертвым, и растворился в ночи, но еще какое-то время она жила, дышала, возможно – даже видела сны, угасшие в осенней тишине вместе с робкими звуками ее маленького сердца.

Я запрыгнула в состав позднего метро, опустилась на сиденье, вытянула ноги и утомленно прикрыла глаза. «Металлика» в наушниках неизбежно клонила в сон, утомленный мозг выстукивал; «Устала, устала…»
Сейчас самый длинный промежуток от станции до станции – и я дома. Музыка зарепела, затрещала и затихла. Что за черт? Она открыла глаза, глянула на телефон. Потухший экран отражал лампочку под потолком вагона. Оглянулась в поисках визуального развлечения, в вагоне – никого, в соседнем тоже. Я, наверное, села в состав, который направляется в ДЕПО. Что за день такой? Ладно, все-равно остановится на станции. Я потерла виски и вдруг отчетливо услышала детский полушепот: «Мама, мама…» Я вздрогнула, осмотрелась – пусто. Господи, мне нужен отдых…
В вагоне замерцали лампочки, одна за другой, как светомузыка. Я вскочила на ноги, а за спиной опять раздался измученный полушепот: « Мамочка, мама…» Мгновенно оглянулась – никого. Мурашки поползли по спине, внутренности начал сковывать холод. Поезд, вместо того, чтобы сбавлять, набирал скорость, впереди замаячили огни моей станции и так же быстро исчезли – метро проскочило мимо. Я рванулась к кнопке и судорожно начала на нее давить. Кнопка вдавилась вовнутрь, а оттуда потекла вязкая зеленая жидкость. «Фу!!!», - закричала я , а сзади все тот же навязчивый шепот: « Зря ты так, мамочка.… Не надо…» Я резко развернулась, оперлась спиной о дверь и закричала: «Где ты?»
В конце вагона замаячила тень, резко включились все лампы, и я увидела девочку лет десяти. Ужас сковал мое тело: неестественно вывернутая ключица торчала из бледно-серого худенького тельца, ноги, будто ввернутые вовнутрь и голова… Половина черепа была счесана и зияла безобразными рваными дырами, другая же удивительно красива, с длинными, вьющимися волосами.
« О, Господи… Кто ты? Что с тобой?» - сдавленно прошептала я. Дитя, ковыляя, направилось ко мне. Бежать было некуда, ноги словно приросли к полу. « Мамочка, что же ты? Это я…» «У меня нет детей!» - выкрикнула я.
Тело резко метнулось ко мне, злая гримаса исказила нормальную половину лица, в нос ударил приторный запах разложения. «Могли бы быть.… Но ты же не хотела.… Зачем ты это сделала?» Сломанная кость ребенка уперлась мне под грудь. « Что вспоминаешь?...»
«Боже, нет», - ударило в голову, - «аборт…» «Да, десять лет, мама, десять лет я ждала тебя…»
Она резко развернула меня к окну: «Смотри, а ведь мы похожи…» Я заставила себя посмотреть в отражение: маленький искалеченный ребенок и я, совершенно седая. Непослушные губы прошептали: « Прости меня, пожалуйста, прости…» Изувеченный рот девочки искривился в горькой улыбке: «Мама…» Я закрыла глаза, понимая, что все – это конец. Да и жить после этого не хотелось…
Тишина. Яркий свет. Я умерла?
Открыла глаза. Люди, шумно переговариваясь, начали заполнять вагон. Я выбежала на перрон, тяжело и глубоко дыша. Не может быть, я дома…Боже… Я начала подниматься по лестнице за остальными пассажирами. Господи, мне нужен отдых, завтра беру отпуск.
Ручки сумки выскользнули из рук, я наклонилась, чтобы поднять ее и боковым зрением увидела ввернутые вовнутрь ступни. Я резко подняла голову: впереди, ковыляя, лавировала меджу людьми щуплая фигура. Изношенная одежда прикрывала что-то острое, выпирающее в районе плечей ребенка…

Лес начинал густеть с каждым шагом, а наступающая ночь красила небо в цвета воронова крыла, когда четверо молодых людей решили остановиться на ночлег. Разбили костер, натащили охапку веток сухих в дополнение – в общем, расселись вокруг и выудили из рюкзака по баночке «Охоты».
- А что, - недоверчиво усмехнулся Сергей, ловким движением вскрывая свою банку и едва уворачиваясь от пены, которая едва не оставила на его джинсах темное пятно, - правда, что про эти места говорят?
- Что именно? – Павел справился с подобной задачей вполне ювелирно.
- Ну, что здесь зарезали кого-то. – Сергей запрокинул голову в надежде, что пенного напитка так больше войдет, но тут же удрученно выругался и принялся предотвращать попытки янтарной жидкости достичь горловины водолазки. – Блять, едва не обформачился!..
- Хех, зарезали… - Виктор с грустью швырнул в костер подвернувшуюся под руку шишку, и языки пламени хищно затрещали подаянием. – Да тут целую компанию какой-то псих на тот свет отправил. Сдается мне, не всех даже нашли до сих пор…
- А можно поподробней? – заинтересованно поправил очки Роман, предпочтя вкусить пиво крохотным интеллигентным глоточком.
- Ну, слушай, - таинственно осклабился Виктор. – Сестра моего друга имела не очень хорошего папочку; тот постоянно ревновал ее к ее кавалерам, в результате чего последние тихонечко отправлялись на тот свет. Но потом, когда его дочка узнала, чем ее папашка занимается, она захотела уйти из дома. Он не дал. Ее тоже решил резануть, короче. Ну в итоге-то сам на свой ножик-то и напоролся, когда она ему в порыве дочерней любови по башке-то саданула. Говорят, правда, что его потом за решетку, все-таки, упекли. Ну а потом он, вроде бы, как раз в эти леса ушел. С какой целью – да куй его знает, главное, что туристы из колледжа нашего местного туда пошли однажды, ну и не вернулись, как водится. В народе ходят слухи, что это он их укокошил. Вот таки дела.
Над костром повисло молчание.
- Н-да, писец, - откликнулся Сергей и маханул в себя полбанки.
- И что? – едва ли не с вызовом поинтересовался финалом Павел.
- А то, что места здесь действительно нехорошие, и если хотим до бабской общаги поскорее дойти – эту ночь еще пережить надо, - авторитетно заметил рассказчик. – Тут где-то эта падла до сих пор бродит, жопой чувствую.
- Зато я другим местом кое-что хорошее чувствую, - хохотнул Сергей. – Так, братва, давайте палатки уже разбивать, а то что-то у меня жопа уже к холодной земле примерзает.
- Там, - подмигнул приятелю Виктор, - тебе ее точно и погреют, и маслом массажным натрут.
Палатки, с горем и матами пополам, но были установлены.
- Так, я поссать, - оповестил всех присутствующих Сергей. – Без меня все не выпивайте, блин.
- Давай, штаны в темноте только не обоссы, а то всех подруг про…ешь. Фонарик нужен? – проявил заботу Виктор, на что получил резкий ответ:
- Сам себе фингал поставлю – подсвечу.
Едва отойдя от места дислокации остальных, Сергей расстегнул ширинку и, внимательно осмотревшись, дабы убедиться, что его мужскому достоинству ничего не грозит, позволил мочевому пузырю расстаться с накопленным. Но едав последние капли покинули пределы уретры, как краем уха юноша уловил легкий звук, который бывает только от того, что под чьей-то ногой ломается сухая веточка. Особого значения тому не придав, уверенно застегнул ширинку, и только собрался уже поворачиваться, чтобы двигаться обратно к костру, как вдруг перед глазами что-то мелькнуло; движение пришло откуда-то сверху и было едва уловимым, однако затем – спустя мгновение – сознание расшифровало, что это было.
Что-то впилось в шею спереди и начало прокладывать свой путь сквозь кожу и пищевод, прорезая плоть словно нож, режущий масло. Пальцы, устремившиеся было вверх с целью остановить жгучую боль, пронзившую горло, на мгновение ощутили под собой тонкую и острую, словно лезвие, леску; из подушечек тут же выступила кровь большими набалдашниками, и на пожухлую траву упал срезанный словно шкурка с яблока ноготь. Убийца резко скрестил кулаки, сжимающие обернутые изолентой рукояти своего оружия, и остаток пути леска прошла за долю секунды, затянувшись промеж позвонков смертоносной петлей. Еще одно сильное движение – и голова Сергея, перелетев через плечо успевшего наклонить голову в сторону убийцы, шлепнулась наземь, насмерть перепугав вышедшую было почистить серую шкурку мышку, возле норки которой теперь маячил выпученный в предсмертных конвульсиях глаз.
- Писец, он там что, обдиареялся, что ли?! – крикнул так, чтобы его каждый ежик в лесу слышал, Павел.
- А ты сходи, посмотри, жопу ему заодно подотри, - буднично пожал плечами Виктор, допивая одну банку и откупоривая другую.
- Остряк, плять, - недовольно проворчал Павел, однако поднялся с места. – Дай фонарик.
- Не про…би только.
- Не ссы, Капустин.
- Остряк.
- ..як.
- Да иди ты уже…
Фонарик ничего путного вокруг так и не высветил: то какие-то коряги, поросшие засохшей тиной, то раструхлявые пни – обычная картинка для лесной местности, на территорию которой давно никто не наведывался. Ворча себе под нос и костеря на чем свет стоит своего пропащего приятеля, Виктор зашел уже довольно далеко, как вдруг остановился и медленно повел лучом света по сторонам, высвечивая покоробленные стволы безмолвных сосен.
«Показалось», - подумал Виктор, но только сделал шаг в сторону, как тут же почувствовал ощутимый удар в живот. Вздрогнув, сначала не понял, что произошло, но потом почувствовал, как что-то горячее и липкое пропитывает футболку. Полуразмытая тень качнулась перед глазами; рука с ножом с нажимом ушла вниз, а потом пошла вверх и вышла из тела под углом, увлекая за собой ошметки кишечника, налипшие на металлические зазубрины. Взмах – и так и мало чего понявший парень выронил фонарик, когда остро отточенный край царапнул по шейному позвонку.

Павел скучал, Роман с опаской косился в сторону леса. Поигрывая ножиком для вскрытия консервных банок, первый уже успел наделать достаточно сквозных прорезей в кусочке коры, что лежала у него под ногами.
- Ну что, задерживаются наши бухарики, - вздохнул, поднялся и пошел в лес. – жди здесь, не съ..бни только никуда.
В лесу юноша почти сразу же заплутал. Крутился и туда, и сюда, но никак не мог разглядеть среди деревьев и проблеска от костра.
«Вот ж мать твою!..»
Прилетевший из темноты удар выбил искры из глаз и отправил тело в непродолжительный полет до ближайшей сосны. Ударившись о дерево, юноша замотал головой, силясь привести и мысли, и восприятие мира в порядок, но подняться так и не успел, потому как рука, затянутая в кожаную перчатку, ухватила его за горло и прижала затылком к стволу. Точный удар в переносицу – и черепная коробка свободно пропустила закаленную сталь, пригвоздив своего обладателя к этой частичке природы.
Роман уже весь продрог. Ему было страшно – в какой-то мере повлиял недавний рассказ приятеля, а в какой-то сработала давняя фобия: нежелание оставаться одному на незнакомой местности. И поэтому когда из леса вышла фигура, он не сразу сообразил, что это вовсе не один из его приятелей. Лицо, затянутое в прочный капроновый чулок, смотрелась как непроницаемая маска даже под тканью.
- Сидеть, - холодно и зло велел встрепенувшемуся было юноше незнакомец и неторопливой походкой двинулся к костру.
Роман послушно замер, боясь пошевелиться, а вышедший из леса незнакомец присел на корточки возле костра и задумчиво посмотрел на него. Тот судорожно сглотнул, чувствуя, как бы сейчас не помешал литр «Охоты» для успокоения нервов, незнакомец же медленно поднял руку и продемонстрировал ему насаженный чуть пониже костяшек матово блеснувший в свете костра кастет с приваренными к нему штырями, которые когда-то любовно начистил до блеска.
- Очки сними.
- Что?..
Рука с кастетом промелькнула над костром, и линзы от очков, разбившись на множество осколков, впечатались в глаза и раздробленную ударом переносицу. Юноша сдавленно закричал и, схватившись руками за разбитое лицо, стал кататься возле костра.
- Папа два раза не повторяет, - ледяным голосом сообщил убийца и неторопливо поднялся с корточек, двинувшись к ослепленной жертве.
- Не надо, зачем?!.
Но он его будто не услышал: схватив паренька за отворот куртки, убийца словно мешок с овсом кинул его в костер и тут же, не давая жертве шанса на чудесное спасение, припечатал его голову к догорающим сучьям. Мы так с вами тушим окурок – наш герой же решил подобным образом поступить с головой юноши.
- Этой суке надо было проявлять ко мне уважение, ты слышал?!. Плять, кого я воспитал, кого я на руках носил, с кем я, плять, сюсюкался всю жизнь!.. И вы… Сучки поганые, сучата, плять… Ни один из вас ее не достоин, вашу Машу!..
Убийца высоко поднял согнутую в колене ногу и с силой припечатал армейский ботинок к хрустнувшему черепу несчастного.
- Ну да ладно, - удовлетворенно заключил убийца, отступая на шаг от обгорающего тела мертвеца. – Мы с тобой скоро снова увидимся, милая. Жди, папа вернулся.

Я стоял на границе света и тьмы. Дверной проём манил во мрак, но я не спешил. Капельки пота всё гуще покрывали спину, подмышки, выступали на лбу, шее… Я вдохнул, словно ныряльщик перед погружением и вошёл. Внутри было темно и пусто. Я отчётливо слышал эхо своих шагов. В центре комнаты кто-то был. Я достал зажигалку и почиркал ею, пытаясь оглядеться. Незнакомец стоял в центре, скрестив руки на груди. Я не мог его разглядеть, хотя очень старался.
- Ты пришёл, - сказал мужчина.
- Кто ты?
- Подойди ближе, ты всё поймёшь сам.
Ноги не слушались, даже сопротивлялись, но я приблизился. Незнакомец протянул руку к моему лицу, и я увидел, что это не человеческая рука. Ко мне устремился поток чего-то тёмного, словно в комнате сгустилась ещё более густая тьма и приняла форму человеческой фигуры. Ещё секунда, и тёмный морок стал втягиваться в меня. В теле разлилась боль. Я был словно одним воспалённым зубным нервом. Перед глазами поплыли красные пятна, но вскоре они потемнели. Кажется, я закричал. Зажигалка выпала из руки, потом подкосились колени, и я упал вслед за ней. Темнота поглотила меня. До дна.
Я вышел из комнаты, чувствуя себя отдохнувшим и посвежевшим. Всё-таки за пятьдесят три года отвыкаешь, сколько бы раз ни возвращался. Немало добрых дел ждало меня.

Старый жид затрясся и намочил штаны. Я пнул его в ебало, и урод упал мордой в грязь. Коричневая жижа под ногами быстро приобретала оттенки красного.
"Что, мудак, довыёбывался? - сказал я и засмеялся.
Жид не отвечал, он только булькал в своей луже и скулил.
В небе раздался гул. Я поднял голову и увидел невысоко летящий самолёт с крестами на крыльях. "Скоро мы вас всех перестреляем, гниды", - сказал я и сплюнул гаду на спину.
Вечерняя прохлада пробиралась под куртку. Мне надоело торчать на заднем дворе. Я достал наган и выстрелил старику в затылок. Жид затих.
"Пора кормить свиней", - подумал я, - "надо было кончить его прямо в свинарнике, теперь тащить волоком через весь двор".
Из глубины сарая напротив кто-то выстрелил. Грудь пронзила боль. "Падлы..." - захрипел я и упал в грязь рядом со стариком. Лужа стала тёмно-бордовой. Мутнеющим взглядом я успел заметить ноги в кирзовых сапогах, бегущие в сторону комендатуры. Где-то на окраине села раздался трескот автомата. Кто-то наступил мне на голову, и холодная осенняя грязь поглотила меня.