vgm
20.06.2025, 10:51
Синевы озерцо глоточками выпили тучи
Метели вишнёвые май разбудил,
шмеля и вечерние грозы,
родимые пятна на белой груди
платочком прикрыла берёза.
Синица на ветке торопится спеть,
что солнечно утром и ясно,
листвы прошлогодней подсчитана медь
грачами в монашеских рясах.
Шепну, что зелёное платье к лицу,
влюблённый морщинистый мальчик,
у бабочки белой сорвав поцелуй,
за ночь поседел одуванчик.
Не вспомнишь меня и забудешь лицо -
красивыми снами не мучай...
и мечется стриж - синевы озерцо
глоточками выпили тучи.
Бабье лето ещё погостит в золотых теремах сентября
Заалели калины уста,
мотылёк за геранью уснул,
и стареющий август устал
покрывать позолотой листву.
Затаилась за вздохами грусть -
наши пряди уже в серебре,
собирает шиповника куст
капли зорьки к осенней поре.
В чувствах каждый себе господин,
если хочешь, сначала начнём,
а на стенах узоры гардин
день рисует закатным лучом.
Пожелтевший листочек в горсти,
журавли собрались за моря...
бабье лето ещё погостит
в золотых теремах сентября.
Жасмин туманом плыл у окон
Июньский вечер звуки прятал,
в дремоту погружались дали,
и облака бумагой смятой
в закатном пламени сгорали.
Берёзы белые колени
прикрыли тени кружевами,
что этот день отдали лени
забыли, не переживали.
Жасмин туманом плыл у окон,
лилось вино и лились речи...
и грусти нераскрытый кокон
до осени припрятал вечер.
В саду негаснущим закатом пылают красные тюльпаны
Воркуют сизари на крыше
один куплет из старой песни,
что лепестками майской вишни
снежинки белые воскресли.
За золотую жилу овод
блестящий одуванчик примет,
и для тоски найдётся повод,
когда твоё услышу имя.
Былое и во сне догонит,
и память никуда не дену,
а месяц уронил с ладони
все звёзды в облачную пену.
Останется в листочке смятом,
что сами наспех растоптали...
в саду негаснущим закатом
пылают красные тюльпаны.
Красиво было, как во сне
Белели в сумраке тела
омытых дождиком берёз,
и мать-и-мачехой цвела
у наших окон россыпь звёзд.
Красиво было, как во сне,
и мы узнали по весне,
что право разбудить зарю
дано не только сизарю.
Не клялся я, не умолял,
но верил, что тебя верну,
и рваной сетью тополя
ловили в синеве луну.
Красиво было, как во сне,
и мы узнали по весне,
что право разбудить зарю
дано не только сизарю.
О чём вздохнёт в саду сирень
Услышишь в тишине живой,
о чём вздохнёт в саду сирень,
как ветер, пёс сторожевой,
вспугнёт берёзовую тень.
Застынешь у окна босой
и жаль ушедшее до слёз,
а месяц с золотой косой
пришёл на луг цветущих звёзд.
Не сетуй - даже не прилёг
и не разобрана постель,
залётный белый мотылёк
поднял на памяти метель.
Со мной не сумрак карауль,
а ночь и эту благодать...
оставит навсегда июль
что у души нельзя отнять.
И белый иней одуванчика
Весна уже уходит в прошлое -
густой травой, на зорьке скошенной,
грозой, вишнёвыми метелями,
туманом яблонь и капелями.
Цветок жасминовый закружится
и льдинкой поплывёт по лужице,
и белый иней одуванчика
накроет солнечного зайчика.
Шмелю, стрекозам и соцветиям
три летних месяца - столетия,
порхает бабочка-капустница,
где жёлтый лист на снег опустится.
Прошу тебя - не надо мучиться,
что поздняя любовь - разлучница...
поверь - спасёт от неизбежности
простое слово с жестом нежности.
Тюльпан над палым листиком затеплился свечой
Смахнула роща чахлая
последний снег с плеча,
проснулась мать-и-мачеха
от пения ручья.
За дымкой первой зелени
зеркальная вода,
крупицу солнца селезень
достал со дна пруда.
С обидами покончено,
твоя улыбка - знак,
цветущей вербы облачко
накрыло березняк.
Любви простая истина -
от слова горячо...
тюльпан над палым листиком
затеплился свечой.
Лиловым облачком люпины манили бабочек и пчёл
Лиловым облачком люпины
манили бабочек и пчёл,
песочных замков не лепили,
но я тобой был увлечён.
Прозрачность голубого неба
несла на крыльях стрекоза,
гадали - у ромашки белой
от солнца, от луны глаза.
Меня целуя на вокзале,
шептала - чаще прилетай,
и ближе к осени узнали,
что мы с тобой из разных стай.
Трава запомнила, как вместе
мы шли по полю босиком...
и в летний день с тобой воскреснем:
ты - бабочкой, я - васильком.
Метели вишнёвые май разбудил,
шмеля и вечерние грозы,
родимые пятна на белой груди
платочком прикрыла берёза.
Синица на ветке торопится спеть,
что солнечно утром и ясно,
листвы прошлогодней подсчитана медь
грачами в монашеских рясах.
Шепну, что зелёное платье к лицу,
влюблённый морщинистый мальчик,
у бабочки белой сорвав поцелуй,
за ночь поседел одуванчик.
Не вспомнишь меня и забудешь лицо -
красивыми снами не мучай...
и мечется стриж - синевы озерцо
глоточками выпили тучи.
Бабье лето ещё погостит в золотых теремах сентября
Заалели калины уста,
мотылёк за геранью уснул,
и стареющий август устал
покрывать позолотой листву.
Затаилась за вздохами грусть -
наши пряди уже в серебре,
собирает шиповника куст
капли зорьки к осенней поре.
В чувствах каждый себе господин,
если хочешь, сначала начнём,
а на стенах узоры гардин
день рисует закатным лучом.
Пожелтевший листочек в горсти,
журавли собрались за моря...
бабье лето ещё погостит
в золотых теремах сентября.
Жасмин туманом плыл у окон
Июньский вечер звуки прятал,
в дремоту погружались дали,
и облака бумагой смятой
в закатном пламени сгорали.
Берёзы белые колени
прикрыли тени кружевами,
что этот день отдали лени
забыли, не переживали.
Жасмин туманом плыл у окон,
лилось вино и лились речи...
и грусти нераскрытый кокон
до осени припрятал вечер.
В саду негаснущим закатом пылают красные тюльпаны
Воркуют сизари на крыше
один куплет из старой песни,
что лепестками майской вишни
снежинки белые воскресли.
За золотую жилу овод
блестящий одуванчик примет,
и для тоски найдётся повод,
когда твоё услышу имя.
Былое и во сне догонит,
и память никуда не дену,
а месяц уронил с ладони
все звёзды в облачную пену.
Останется в листочке смятом,
что сами наспех растоптали...
в саду негаснущим закатом
пылают красные тюльпаны.
Красиво было, как во сне
Белели в сумраке тела
омытых дождиком берёз,
и мать-и-мачехой цвела
у наших окон россыпь звёзд.
Красиво было, как во сне,
и мы узнали по весне,
что право разбудить зарю
дано не только сизарю.
Не клялся я, не умолял,
но верил, что тебя верну,
и рваной сетью тополя
ловили в синеве луну.
Красиво было, как во сне,
и мы узнали по весне,
что право разбудить зарю
дано не только сизарю.
О чём вздохнёт в саду сирень
Услышишь в тишине живой,
о чём вздохнёт в саду сирень,
как ветер, пёс сторожевой,
вспугнёт берёзовую тень.
Застынешь у окна босой
и жаль ушедшее до слёз,
а месяц с золотой косой
пришёл на луг цветущих звёзд.
Не сетуй - даже не прилёг
и не разобрана постель,
залётный белый мотылёк
поднял на памяти метель.
Со мной не сумрак карауль,
а ночь и эту благодать...
оставит навсегда июль
что у души нельзя отнять.
И белый иней одуванчика
Весна уже уходит в прошлое -
густой травой, на зорьке скошенной,
грозой, вишнёвыми метелями,
туманом яблонь и капелями.
Цветок жасминовый закружится
и льдинкой поплывёт по лужице,
и белый иней одуванчика
накроет солнечного зайчика.
Шмелю, стрекозам и соцветиям
три летних месяца - столетия,
порхает бабочка-капустница,
где жёлтый лист на снег опустится.
Прошу тебя - не надо мучиться,
что поздняя любовь - разлучница...
поверь - спасёт от неизбежности
простое слово с жестом нежности.
Тюльпан над палым листиком затеплился свечой
Смахнула роща чахлая
последний снег с плеча,
проснулась мать-и-мачеха
от пения ручья.
За дымкой первой зелени
зеркальная вода,
крупицу солнца селезень
достал со дна пруда.
С обидами покончено,
твоя улыбка - знак,
цветущей вербы облачко
накрыло березняк.
Любви простая истина -
от слова горячо...
тюльпан над палым листиком
затеплился свечой.
Лиловым облачком люпины манили бабочек и пчёл
Лиловым облачком люпины
манили бабочек и пчёл,
песочных замков не лепили,
но я тобой был увлечён.
Прозрачность голубого неба
несла на крыльях стрекоза,
гадали - у ромашки белой
от солнца, от луны глаза.
Меня целуя на вокзале,
шептала - чаще прилетай,
и ближе к осени узнали,
что мы с тобой из разных стай.
Трава запомнила, как вместе
мы шли по полю босиком...
и в летний день с тобой воскреснем:
ты - бабочкой, я - васильком.